Еще в юности я отчетливо поняла, что книги — это особые миры, погружаясь в которые ты переживаешь новые эмоции и преображаешься внутренне, но книги, как и люди, могут быть разными. Одни делают тебя лучше, заставляя расти в нравственном отношении, а другие погружают в глубокую тоску. Например, книги Э. Золя (который, согласно Костику из «Покровских ворот», «угорел») читать трудно. Начитаешься, а потом тоскуешь. Помню, я после его «Нана» (это роман о женщине легкого поведения) лечилась, читая А. П...

Время прошло, повзрослел Акунин, вона какой сделался, и кем он только не был и Анной Борисовой, и даже, говорят, был когда-то Чхартишвили. Экий шалунишка. Тот самый Чхартишвили тоже говорят и тоже существует где-то во Франции, и ни о каком Акунине там не знают. Но так и должно быть. Настоящий русский историк должен, как резиновое изделие, натянуть какую-нибудь другую фамилию, писать о стране с болью и прятаться от недоброжелателей подальше. Чем дальше я гляжу, тем больше удивляюсь. Странные какие-то...