Саму фигуру художника Анатолия Зверева я люблю, наверное, даже больше, чем его картины. Он — человек-стихия, забулдыга, балагур, неопрятный и нечесаный будто медведь после спячки, творец от Бога в общем. Его даже как-то отчисляли из художественного училища за неопрятный внешний вид. Писал он всем, что попадется под руку. В ход шли пальцы, томатный сок, окурки с пеплом и даже (по воспоминаниям некоторых) моча. Своего «Дон Кихота» он, например, посыпал овсянкой. Мог сделать картину буквально за пять минут. А еще часто, когда творил, параллельно декламировал стихи. Он делал такие поступки, которые советскому человеку могли присниться лишь в страшном сне. Так, он мог встать в центре вагона метро и громко, в голос сказать: «А теперь выбирайте: или Ленин, или я!». Ну как такого человека не любить?) Нашла вот воспоминания фотографа Сергея Борисова. Они очень четко рисуют портер художника: «Зверев сегодня мог бы быть очень интересен, но наш разговор с ним вышел довольно скомканным. Я пришел к Толе с бутылкой водки и гранатовым соком. Пока настраивал аппаратуру, он смешал сок с водкой в какой-то странной пропорции, так что у него получился напиток фиолетового цвета. И он хлобыстнул стакан этой фиолетовой жидкости со словами: «Эх, денатуратик, как же я любил одно время денатурат…». Понятно, что речь героя после этого была не очень стройной, зато он блестяще играл роль алкоголика-клошара. Позже, когда я помогал журналистам с французского телевидения готовить сюжет про Толю, выяснилось, что живет Зверев в Свиблово, в однокомнатной квартире, а не в подвале и не под мостом, как я думал. От одного вида его жилья французы пришли в неописуемый восторг. Кухня в его квартире была заставлена пустыми бутылками так плотно, что только по узкой «тропинке» можно было пробраться к газовой плите. На столе стояли шашки из пробок: за белых были пробки золотистого оттенка, за черных — стального. Тут же, в комнате, Толя на камеру набросал резкими экспрессивными штрихами мой портрет карандашом. Он был блестящий акционист, а не рассказчик»