Репост

Черубина: жизнь после смерти "Королева, увы, умерла. Королеву ведь выбрала свита и к трону почти привела. Но вот королева убита... " Оставшись совершенно одна после разоблачения тайны Черубины де Габриак, Елизавета Дмитриева решила покончить с собой и даже купила в трех разных аптеках Петербурга огромное количество болеутоляющего. На лекарства у нее был совершенно законный рецепт: последствия костного туберкулеза - причина ее хромоты и постоянных болей. Но судьба в кои веки сжалилась над ней, послав случайную встречу с давним другом ее старшего брата - инженером-мелиоратором Васильевым. Узнав драматическую историю Черубины, Васильев благородно предложил Лизе руку и сердце, и в этот раз она незамедлительно ответила согласием. И это было не естественное желание сменить опозоренную фамилию, навеки связанную с мистификацией, а средство навсегда запретить себе даже тень воспоминания о возможном триумфе женщины-поэтессы. Елизавета Ивановна Васильева поклялась самой себе, что больше никогда не напишет ни одной стихотворной строчки! В 1921 году супругов Васильевых как бывших дворян выслали в Екатеринодар (сейчас - миллионник Краснодар, а тогда не город, скорее, большая деревня посреди кубанских степей). И именно там, через десять лет после Черубины, клятву "больше не писать" Лиза Васильева нарушила. В соавторстве с Самуилом Маршаком она пишет несколько стихотворных пьес для детского театра, самая известная из которых - "Кошкин дом". Этот сборник выдержал, между прочим, четыре переиздания, но только на первом есть имя "Е. Васильева", причем ПЕРЕД именем Маршака! И почему-то оно таинственным образом исчезло с обложек последующих изданий после ее смерти. Сегодня мы считаем единственным автором этих пьес Маршака. Еще один удар уже посмертной судьбы? В 1922 году Васильевым удалось вернуться уже в Петроград, где Елизавета Ивановна занималась переводами с французского и испанского, а в 1926-м написала "Исповедь", указав автором... Черубину де Габриак! Но уже через год - снова ссылка, на этот раз в Ташкент за создание кружка антропософии - человекознания. Это духовная наука, которая открывает людям методы духовного познания и саморазвития с помощью мышления. Понятно, что в молодой стране Советов подобное мировоззрение не могло остаться безнаказанным. В Ташкенте деятельная Елизавета Васильева читает лекции, ликвидирует безграмотность и приводит в порядок частные библиотеки для создания государственного книжного фонда. И в один из самых обычных дней в груде разбираемых книг натыкается на старый свиток с циклом семистиший "Домик под грушевым деревом". Всего 147 стихов, написанных по-китайски.    За домами, в глухом переулке,    Так изогнуты ветви ив,    Как волна на гребне застыв,   Как резьба на моей шкатулке...    Одиноки мои прогулки:   Молча взял уезжающий друг    Ветку ивы из помнящих рук. Перевод этих стихов - причем ожидаемо блестящий - сделала Елизавета Васильева, видимо, рассудив, что перевод чужой поэзии - не собственное творчество, а значит, в этот раз клятва не нарушится. Находящийся там же в ссылке китаевед Юлий Шуцкой установил, что рукописи больше двухсот лет. Из записей на полях свитка узнали и имя автора: философ Ли Сян Дзы, изгнанный на чужбину "за веру в бессмертие человеческого духа".    Китайский лиловый платочек -    Знаки твоей страны.    Узор из серебряных точек И ветка сосны.    Я при слабом свете луны    Узор на платке разберу    И слезы со щек не сотру. Фотокопии "Домика под грушевым деревом" отправились в Москву и уже в Ленинград, его изучали маститые литературоведы, а влюбившиеся в изящные строки студенты-филологи даже поставили по ним моноспектакль! Но всего этого Елизавета Васильева уже не увидела - она умерла в 1928 году в возрасте 41 года от рака печени. А еще через год в Ташкент приехала столичная делегация с целью увезти оригинал свитка. И только тогда Шуцкой был вынужден признаться, что никакого Ли Сян Дзы на самом деле никогда не существовало, а все 147 семистиший лично написала, а не перевела Елизавета Ивановна Васильева. Еще одна блестящая мистификация. Браво, Черубина!!!