Ужин продолжался, но это больше напоминало затянувшийся спектакль в театре теней, чем семейное застолье. После того как осколки фамильного фарфора были убраны горничной, бесшумной, словно тень, женщиной с пустым взглядом, а влажное пятно на скатерти прикрыли хрустящей белой салфеткой, время в столовой словно загустело. Оно превратилось в вязкую, темную патоку, в которой тонули звуки, взгляды и даже мысли. Дмитрий механически подносил вилку ко рту. Вкус запеченного гуся, которым так гордилась мать, казался ему пресным, как размокший картон...