Валентина Сергеевна — мать моего мужа — опустила чашку на блюдце с такой силой, что фарфор жалобно звякнул. — Пустая квартира. Гуляет эхо по углам. Она обвела гостиную тяжелым, оценивающим взглядом, словно инспектор, ищущий трещины в фундаменте. Ее духи с ароматом увядающих лилий, которые она никогда не меняла, заполнили все пространство, вытесняя воздух. — У всех нормальных людей уже смех детский, а у нас что? Мой муж, Вадим, отложил телефон, на котором с важным видом листал новостную ленту. — Мам, перестань...

— Ты не имеешь права решать за меня! — слова сами вырвались, будто прорвались сквозь сорок лет молчания. Галина стояла у стола с чашкой чая, побелевшая, как простыня. На ней всё ещё было то самое платье «на праздник», в котором она собиралась встречать дочь. На плите остывал суп. — Марин, ну я же хотела как лучше, — голос матери дрожал, будто струна. — Это ведь твоя квартира, просто... я подумала, что тебе удобней будет рядом. — Рядом? — я усмехнулась. — Чтобы ты могла заглядывать без звонка и проверять, не переварила ли я макароны? Я знала, что перегибаю, но остановиться не могла...