ЗАХАР: КОРОТКО, ЖЁСТКО, ПО СУТИ ОСНОВНЫХ ВОПРОСОВ
ВЗАПОЙ
Люди продолжают читать «Туму» и откликаться. Есть ли критические отзывы? Есть. Но даже не 1 к 10, но 1 к 100. В частности, уже две женщины посетовали на то, что казаки очень жестокие, «машины убийства», а вот у Льва Толстого, пишут, в повести «Казаки» - всё иначе. Во-первых, сравнивать Терское казачество второй половины XIX века (вполне себе устоявшееся сословие, пусть и жившее в приграничной зоне) и донское - первой половины XVII века (находившееся в жесточайшей, немыслимой борьбе за существование) - это, что называется, топ...
(От Захара, из архива) Книга Захара Прилепина «Всё, что должно разрешиться. Хроника идущей войны» (2016). Описывается разговор 2015 года между Захаром и Захарченко. Цитата. «Захарченко не курил только под капельницей. Когда нас познакомили — он не курил. Раздетый по пояс, лежал на диванчике, в комнатке за своей приёмной. Рядом, за столом, сидели врач и медсестра, тихие и тактичные женщины. Подкапывала какая-то животворящая жидкость, сразу из двух банок. Разговаривая, Захарченко время от времени недовольно поглядывал на эти банки: ему казалось, что всё происходит слишком медленно. Потом я заметил, что у него так всегда: жизнь должна двигаться быстро — нестись с такой скоростью, чтоб трава склонялась по пути, или заполошно взлетал потревоженный снег. Наконец, его отцепили от склянок, он быстро встал и начал одеваться в свою почти неизменную «горку», которая, ничего не поделаешь, шла ему куда больше костюма и даже парадного кителя. «Горка» была выстиранная, опрятная, но явно поношенная. — Ты всю войну в ней прошёл? — спросил я. Прилюдно я буду обращаться к нему на «вы»; в неофициальной обстановке на «ты». — А по ней видно. Зашитая-перешитая, потёртая. Её от пота, и от крови стирали. Когда в меня пуля попала, мне распороли штанину; потом зашили. И в берцах в этих я тоже всю войну проходил. Вот заплатку на берцах поставили — наши мастера сапожники. Последний раз Захарченко был ранен в ногу, пуля прошла над самой пяткой — с тех пор он заметно прихрамывал. «Надо же, — думаю, — оставил старые берцы». Осталось непонятным: ходить в прострелянных берцах — это суеверие, или, что ли, бравада, или ещё что-то; может, просто берцы жалко. — Поменяешь форму? — Конечно, одену новую. — Когда войны не будет? Захарченко вешает на ремень нож, он всегда с ножом, и, быстро подняв взгляд, секунду смотрит на меня: — Войны не будет? Будет. Как начиналась Вторая мировая? Тоже с таких вот непонятных конфликтов: то Польша, то Чехословакия, то Финляндия, то ещё что-то. А тут Донбасс, тут Сирия. Давайте смотреть правде в глаза. Мы сейчас врубимся по полной программе. Уже врубились. Исходя из опыта истории пройдёт несколько лет — и мы сцепимся. Всё, что должно решиться кровью и железом, оно решится кровью и железом, и больше ничем. Ты не сможешь убрать из СБУ 70% ЦРУшников без применения силы. Ты не сможешь убрать из их Минобороны всех заезжих советников. Захарченко затягивает ремень, и уже по дороге в свой кабинет договаривает: — Всё, что должно решиться войной, рано или поздно ею решится. Любая драка должна завершиться чьей-то победой или поражением». Сказано в 2015 году, повторимся. Восемь лет назад.