21,3K прочтений · 2 года назад
ВЕРА ПОЛОЗКОВА НАПИСАЛА СТИХ О "СКОЛЬЗКИХ ТВАРЯХ" В РОССИИ. ШАХНАЗАРОВ ОТВЕТИЛ Поэтесса Вера Полозкова так сильно любит Россию, что уехала из страны, оставив здесь "скользких тварей" - по всей видимости, всех тех, кто не уехал и не выступил против властей... Стихотворение Вера Полозкова опубликовала на личной странице в социальной сети. Чтобы разобраться в хитросплетениях сказанного, следует запастись терпением. Дело в том, что стих получился не просто белым - он совершенно путанный. Но одно в нём прослеживается точно. Полозкова говорит, что уехала в Грузию, потому что в России "воцарились скользкие твари". Судя по тексту, тварями поэтесса называет всех, кто не согласен с её позицией. А критическая позиция Веры Полозковой связана с тем, что Россия начала спецоперацию на Украине. К сожалению, "тварей", которые долгие годы убивали мирное население Донбасса поэтесса не видит. Точно также, как не замечает воцарившийся на Украине неонацизм. На реплики Веры Полозковой ответил журналист и телеведущий Михаил Шахнахаров: Алкобред Веры Полозковой, которую назначили поэтэссой. Мы твари, а она не тварь, видите. Жила на гранты правительства Москвы, лила на нас помои, а теперь побирается в Тбилиси. Поговаривают, собирается вернуться, - написал он в личном телеграм-канале, публикуя и скриншот стихотворения.
50,8K прочтений · 2 года назад
Прекрасный поэт из Донецка Анна Ревякина: Тут Вера Полозкова говорит трогательное... Что её старший сын мастерил бомбоубежища и т.д. Конструировал робота, который спасает людей. Немного моих воспоминаний из 2014... *** Когда моему сыну был год, в нашей квартире появился плюшевый пёс Тобиас, в быту – Тобик, по версии ребёнка – просто Тоня. Когда сын был маленьким, Тобик принимал самое активное участие в его жизни. Ребёнок брал его на прогулку, в любую поездку, он спал с ним и ел. *** Когда началась война, моему сыну было 10 лет – прекрасный возраст для того, чтобы разлюбить плюшевого пса из детства и выдворить его из постели на полку. Осенью 2014 года мне часто снилось, что снаряд влетает прямо в окно моей квартиры, в какое-то из окон, вспышка, всепоглощающий жар и всё вокруг становится черно, словно кто-то выключил свет. Смерть представлялась мне абсолютной чернотой. Мне было страшно спать в разных комнатах с сыном, я предложила ему спать вместе. И мы спали втроём – я, сын и Тобик. Очень часто, засыпая, я видела некие дремотные видения о том, как снаряд влетел в окно детской, но мы выжили, так как спали в другой комнате. Иногда мне виделось, что мы погибли, так как снаряд попал в нашу спальню, погибли вдвоём, но эта смерть вдвоём мне представлялась тогда благодатью, ведь нет ничего страшнее для мамы, чем выжить, если погиб её ребёнок. И нет ничего страшнее для десятилетнего мальчика, чем смерть его мамы. Через некоторое время обстрелы усилились, страшные «плюсы» совсем рядом с моим домом заставляли дрожать оконные стёкла. Чашки отплясывали на кухонных полках, люстры нервно позвякивали, рыбы в аквариуме метались и периодически выпрыгивали. Наш мир превратился в самый настоящий ад. Я ни разу не сказала сыну, что мне страшно, ни разу не заплакала при нём, я вообще почти не плакала тогда. Я всегда думала, что слабая, избалованная, но оказалось, что очень сильная. *** С января 2015 года мы перестали спать на кровати в моей спальне и начали спать за диваном в зале – я, сын и Тобик – мне тогда казалось, что диван защитит нас от осколков, если снаряд приземлится во дворе дома и вылетят стёкла. Мы спали за диваном на пушистом белом ковре, обнимая друг друга, и мы не знали, проснёмся ли завтра. В ту зиму я научилась молиться, ребёнок засыпал, я уходила на кухню, зажигала свечку перед иконой Святого Николая и молилась до тех пор, пока не прекращался обстрел. Я не писала стихов, не читала сводки, я просто сидела на кухне и молилась изо всех сил, потом возвращалась к сыну, ложилась рядышком, прислушивалась к его дыханию и ещё долго-долго молилась перед сном. *** В июне 2015 года мой сын попал под обстрел в районе посёлка шахты имени Абакумова. Там у нас дача. Меня не было с ним рядом. Он лежал в коридоре (там несущие стены) на матрасе в обнимку с Тобиком и плакал. Рядом с ним лежала его няня и тоже плакала, на улице рвались снаряды, и осколки падали на крышу дома, а после скатывались – дождь из смертоносных осколков. Обстрел продолжался около десяти часов. *** Я не буду писать о последствиях для здоровья моего сына после того обстрела, у меня нет на это права, но они были. И были очень серьёзными. *** Я спросила у сына через некоторое время: «Тебе было страшно?» Он ответил: «Нет, мне не было страшно, я просто лежал на полу в коридоре, прижимая к себе Тобика, и плакал, сам не знаю почему…» А ещё через несколько дней сын подошёл ко мне и очень серьёзно сказал: «Мама, если я умру раньше тебя, похорони меня, пожалуйста, с Тобиком!»