Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет. Пишут мне , что ты, тая тревогу, загрустила шибко обо мне, Что ты часто ходишь на дорогу в старомодном ветхом шушуне. И тебе в вечернем синем мраке часто видится одно и то ж: Будто кто - то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож. Ничего родная успокойся. Это только тягостная бредь. Не такой уж горький я пропойца, чтоб, тебя не видя, умереть. Я по - прежнему такой...

Многие читатели представляют мать Есенина так, как он изобразил ее в знаменитом «Письме матери»: сгорбленная старушка выходит на дорогу в «старомодном ветхом шушуне» и бесконечно долго всматривается в даль с надеждой увидеть сына. «Ты жива еще, моя старушка?» – вопрошает поэт. Но этот образ далек от правды. В 1924 году, когда родились эти строки, Татьяне Федоровне было 49 лет. В те времена возраст брал свое гораздо быстрее, чем сейчас, но всё же она не была еще старухой. Да и отношения ее с сыном были вовсе не такими идиллическими...