Отмечается, что русская проза XIX века воплощает движение от стереотипов к индивидуализации образов чужестранцев, однако трагедия Германна интерпретируется с помощью слов : «Германн немец, он расчетлив, вот и все, подумал Томский». Мнение о Германне как только немецком герое разрушается этого же героя, Томского: «у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства». Портрет своевольной и самоутверждающейся личности приобретает обобщенные черты...