Я помню свое первое выступление в полонезе на музыку Шопена. Нам было по десять лет. У меня была партнерша – милая девочка, которая мне ужасно нравилась. Она потом уехала в Ленинград и окончила Вагановское училище, а я остался в Москве. Она была самая красивая в классе, беленькая, вся в кудряшках. Мы ходили с ней этим полонезом, наконец, педагог сказал «стоп!», а я как держал ее за ручку, так и продолжаю держать. И вдруг она вырывает у меня руку и говорит: «Прекрати меня держать! Я не для тебя создана!». Я никогда не был робким ребенком и не растерялся. Сказал ей: «Ты меня еще будешь умолять, чтобы я с тобой станцевал!». Прошли годы. Она уехала в Лондон и танцевала там. И вот звонит как-то мне и говорит: «Ника, я еду в Тбилиси, ты не мог бы со мной станцевать?». А у меня – вот эта картинка в глазах, как она вырывает руку. Мне стало ТАК смешно! Она не поняла, в чем дело... Вот я тот свой полонез запомнил на всю жизнь. А может, и у сегодняшних детей останутся такие воспоминания?
В каждой ноте Шопена видна личность перфекциониста. Идеальная форма, совершенный баланс эмоций, никаких "божественных длиннот". Всё, что выходило из-под его пера, подвергалось строгой критической самооценке. Далеко не всё отдавалось издателям даже в те годы, когда ему остро не хватало денег. К моменту смерти в его бумагах накопилось довольно много рукописей неизданных сочинений. Среди них были и юношеские, "сырые", несовершенные с точки зрения Шопена, а также те, которые он не хотел публиковать по разным причинам...