Великий русский поэт Павел Николаевич Васильев. 15 июля 1937 года приговорён коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937 года. В 1956 году Павел Николаевич Васильев был посмертно реабилитирован. Удивительным образом даже тот факт, что Васильев был репрессирован, не привел впоследствии к созданию его культа. Хотя почему удивительным? В "обойму" классиков у либеральной интеллигенции в послесталинские годы попадали почти исключительно "свои"! И ведь не было дела либеральным деятелям культуры, что почитаемые ими (и нами) Пастернак с Мандельштамом обеими руками за Васильева бы "проголосовали" (собственно, так они и делали при жизни Васильева)! Можно ведь быть очень разными, даже противоположными - но иметь великодушие, сообразное масштабу таланта, как это сделал Маяковский по отношению к своему вечному оппоненту (Сергею Есенину). А у тех, кто тащит наверх исключительно "своих", часто нет не только великодушия, но и таланта. *** Помашите мне платочком, за горесть мою, За то, что смеялся, покуда полыни запах… Не растет цветов в том дальнем, суровом краю, Только сосны покачиваются на птичьих лапах. На далеком, милом Севере меня ждут, Обходят дозором высокие ограды, Зажигают огни, избы метут, Собираются гостя дорогого встретить как надо. А как его надо — надо его весело: Без песен, без смеха, чтоб ти-ихо было, Чтобы только полено в печи потрескивало, А потом бы его полымем надвое разбило. Чтобы затейные начались беседы… Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны. Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, я еду Собирать тяжелые слезы страны. А меня обступят там, качая головами, Подпершись в бока, на бородах снег. «Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами, Нет ли нам помилования, человек?» Я же им отвечу всей душой: «Хорошо в стране нашей, — нет ни грязи, ни сырости, До того, ребятушки, хорошо! Дети-то какими крепкими выросли. Ой и долог путь к человеку, люди, Но страна вся в зелени — по колени травы. Будет вам помилование, люди, будет, Про меня ж, бедового, спойте вы…» *** Снегири взлетают красногруды… Скоро ль, скоро ль на беду мою Я увижу волчьи изумруды В нелюдимом северном краю. Будем мы печальны, одиноки И пахучи, словно дикий мёд. Незаметно все приблизит сроки, Седина нам кудри обовьёт. Я скажу тогда тебе, подруга: «Дни летят, как по ветру листьё, Хорошо, что мы нашли друг друга, В прежней жизни потерявши всё…» Февраль 1937