«Каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским писателем» — так выразился однажды умудрённый соответствующим опытом Александр Куприн. В Пастернаке это выразилось в самом что ни на есть классическом виде. Он ненавидел свою еврейскую суть. Ненавидел, но, когда надо, чётко следовал её диктатуре. Ненависть Пастернака к собственной своей сути выражалась, например, в том, что он был убеждён — единственным решением еврейского вопроса может быть лишь полная их, евреев, ассимиляция в среде других народов...

Какой отчаянной храбростью или безумной самонадеянностью должен обладать автор литературного произведения гордо заявивший: «Что же сделал я за пакость, Я убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей». В сравнении с этим четверостишьем даже утверждение автора о том, что он написал «…Евангелие на жизнь человека в истории и на многое другое», выглядит скромным признанием своих заслуг в мире искусства. Над Евангелием точно весь мир не плачет, а многие, называющие себя «истинно верующими» его даже не читали...