Я часто думаю о том, как сильно на человека влияет эпоха, в которую он рождается. Встреть я Юрия Кузьменкова сегодня — в Москве двадцать пятого года, с его улыбкой и простым открытым лицом — он бы мог оказаться баристой в модной кофейне, или айтишником, или даже тикток-звездой. Но он родился в начале сороковых, в Подмосковье, в стране, где каждое утро начиналось с тревоги, а детство измерялось не игрушками, а сводками с фронта. Его отец ушёл добровольцем на войну, когда сыну не исполнилось и года...

Счастье не гримируют. У него нет расписания, как у съёмочной смены, и оно не спрашивает: «Ты точно готов?» Оно приходит тихо — в чужую улыбку за стойкой бара, в детский запах с подушки, в шепот: «Папа, ты дома?» Я долго жил «правильно»: работа, театр, серия, дом, и снова — репетиция. Мы с Юлей прожили четверть века — это не шутка. Верная жена, которая выдержала мои съёмки, мои молчания, мои падения и подъёмы. И всё же однажды я вышел к себе самому и сказал правду: я влюблён. Это не история про оправдания — это история про выбор...