Королева смотрела в окно. Ничто не ускользало от ее внимательного взгляда: кто прошел по двору, сколько раз и какой походкой. Все важно, мелочей нет. Вот идет Сапожник, прихрамывает на правую ногу. Значит, опять не залатал свой сапог. Сапожник без сапог. Живучая поговорочка. И книги уже изъяли, и петь запретили все, что не прошло цензуру, и комендантский час ввели, чтобы в гостях не засиживались. Но судя по походке Сапожника – не выхолащивается народная память. Запреты нарушают, тайком читают припрятанное и поют вполголоса, и сказки пересказывают – как это раньше говорилось – из уст в уста...

Ветер, сорвавшийся с расколотых льдом горных кряжей, сбил остатки листьев иссыхающей старой сливы, доживающий век у лачуги отшельника. Смерть не смущала старую сливу, всё ещё хранящую в своих корнях память о давно ушедших благословенных днях. Много зим назад она осиротела: невыносимо долго не слышала тягучих слов, не осязала воздетых к рассвету рук, не ощущала сбивчивого дыхания. Год за годом безжалостные ветра вырывали из памяти струны его голоса и рассеивали воспоминания о старом друге. Когда-то слива надеялась, что он вернётся, и с каждой весной расцветала...