К 135-летию Короля поэтов Игоря-Северянина "Матерый человечище" Лев Толстой (ф.1) не только не кушал мяса и ходил босой по аллеям Ясной Поляны, но и открывал юные дарования. Порой непроизвольно. Как это случилось в январе 1910 года, когда к маститому писателю приехал его ученик и литературный последователь Иван Наживин(2). Под чаек и наливку гость прочитал хозяину стихи из тоненькой брошюры Игоря Северянина «Интуитивные краски» (3). Особенно зацепила Толстого поэза со словами: «Вонзите штопор в упругость пробки, - И взоры женщин не будут робки!..» (4) Лев Николаевич сначала посмеялся, а потом осерчал: " Чем занимаются! - вспылил он. - И это литература?! Вокруг - виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них - упругость пробки!». Иван Наживин скрупулезно относился к классику, записывая все, что он говорит, а потом публикуя цитаты в газетных очерках. Вот и отзыв мэтра о Северянине стал вскоре всенародным достоянием, дав импульс к громокипящей славе будущего Короля поэта в десятых годах двадцатого века. Как говорил Оскар Уайльд (5), на которого в избранном имидже равнялся Северянин, «лучше всего, если тебя обругает классик». Классик обругал - и жизнь наладилась. Уже через три года литературный мир России "взорвет" суперсборник "Громокипящий кубок" (6) с предисловием Федора Сологуба (7), любовно изданный сперва Грифом(8), а затем Пашуканисом (9,10). Лев Толстой (ум. ХI/1910) этого уже не увидит. Но, бутыль триумфа Короля поэтов была им уже откупорена
Алексей Волынец — о таланте, судьбе и надломе писателя В русской культуре среди троицы великих Толстых Алексей Константинович занимает самое скромное место. Бесспорно, "Война и мир" на строгих весах литературной критики куда внушительнее, чем "Упырь", а "Князь Серебряный" уступает "Петру Первому". И даже сам статский советник Козьма Петрович Прутков из Пробирной палаты русского юмора куда менее популярен в России и мире, чем суицидальная Анна Аркадьевна Каренина… Но все же — при всей скромности Алексея...