Лев Толстой в последние десятилетия своей жизни стал фигурой почти легендарной — и при этом неудобной, раздражающей, мучительной. В чем же причина такой двойственности? Чем больше он превращался в «живого классика», тем сильнее его тексты и поступки оборачивались вызовом обществу, семье и самому себе. В «Крейцеровой сонате» он показал супружество как узаконенное насилие, невинную домашнюю музыку — как инструмент прелюбодеяния, а любовь — как предвестие катастрофы. Повесть переписывалась девять раз,...

Церковь предала Толстого анафеме, а мусульмане утверждали, что он ставил ислам выше христианства. В какой-то степени это было так. Например, в одном из писем он писал: «Что касается до самого предпочтения магометанства православию, я мог только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни страшно это сказать, для меня, ставящего выше христианские идеалы и учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия»...