На этом снимке актеры Ленинградского Большого Драматического театра (БДТ) имени Максима Горького (с 1992 года имени Георгия Александровича Товстоногова). Это они после репетиции спектакля «Фантазии Фарятьева», премьера которого состоялась 14 мая 1976 года. Да, это только в 1979 году Илья Авербах снимет на "Ленфильме" свои «Фантазии Фарятьева» с Мариной Нееловой и Андреем Мироновым в главных ролях. А телезрителям впервые этот фильм покажут только в январе 1982 года. Но сначала был легендарный спектакль БДТ, который также был поставлен по пьесе драматурга и сценариста Аллы Соколовой. Режиссёр-постановщик — Сергей Юрский. Сергей Юрский играл Фарятьева. В роли Шуры - Александыры — его супруга Наталья Тенякова. Любу, её сестру, играла тогда такая молодая Светлана Крючкова, их мать — Нина Ольхина. И если в фильме у Авербаха Зинаида Шарко играла мать сестер, то в спектакле БДТ, она была тетей Фарятьева. На этой фотографии все они вместе, в том числе и Алла Соколова. Из воспоминаний Сергея Юрского: "Начался последний акт моей жизни в БДТ. Товстоногов своей волей РАЗРЕШИЛ сдачу спектакля комиссии министерства. К нашему удивлению, комиссия отнеслась к “Фарятьеву” спокойно. Спектакль шел на нашей Малой сцене. Шел редко. Были горячие поклонники. Поклонником был Илья Авербах — именно после нашего спектакля он решил сделать свой фильм по этой пьесе. Горячим поклонником нашего спектакля был Ролан Быков. Были равнодушные. Были непонимающие. Дважды выезжали на гастроли. В Москве появилась рецензия — обзор наших спектаклей. Подробно хвалили всё и подробно ругали “Фарятьева”. Стало ясно — чашка разбита, не склеить. Хотел ли я уходить? Нет, конечно! Я боялся, я не представлял себе жизни без БДТ. Но давление властей продолжалось, запретами обложили меня со всех сторон. Кино нельзя, телевидение, радио нельзя. Оставался театр. Но худсовет, зачеркнувший “Фарятьева”,— это ведь мои коллеги и сотоварищи по театру. Сильно стал я многих раздражать. Да и меня раздражало всё вокруг. Я решил спасаться концертной поездкой по городам и весям громадной страны — подальше от сурового Питера. Товстоногов предложил мне отпуск на год — там посмотрим. Прошел год. Периодически я обращался к властям с просьбой объясниться. Меня не принимали. Вежливо отвечали, что товарищ такая-то “только что вышла и, когда будет, не сказала”. Я спросил Товстоногова: может ли он чем-нибудь помочь? Он сказал: “Сейчас нереально. Надо ждать перемен. Будьте терпеливы. Я уверен, что всё должно наладиться”. Я сказал: “Я терплю уже пять лет. Сколько еще? На что надеяться? Поймите меня”. Он сказал: “Я вас понимаю”. Мы обнялись."