Антиподы в романе Фадеева "Разгром" Острее всего автор противопоставляет образы Морозки и Мечика. Сначала Мечик симпатичен прозаику, а к другому у него критическое отношение. Фадеев оценил героев в целом. Лучше преданность персонажа рабочему коллективу, чем отдельно взятая личность. Герой может растеряться в самый ответственный момент и погубить весь свой отряд! Одни черты их нрава перекрываются иными свойствами. Отсеивается ценное от ненужного и опасного. Решающий миг борьбы всегда полон самых разных смыслов. Различные признаки характеров встают на первый план при изображении главных героев произведения. В ходе создания нового социального мира грехи Морозки могут стать тяжким балластом, а некоторые задатки Мечика представляли бы общественную ценность, если бы их развили в нужное русло и если персонаж сам в себе их не сгубит. Мечик частенько разделяет себя от остальных, противопоставляя свое я окружающим, в том числе: Чижу, Пике, Варваре. Его желания очищены от несвободы всего невзрачного и от того, что воспринято как должное многими окружающими людьми. Осознание Мечиком себя личностью полностью абсолютизированное, оторванное от начала людского. Он не ощущает принадлежность социуму. Потому всегда терялся при встрече с народом и не чувствовал себя человеком. В трудностях жизни он теряет все наиболее ценное. Герой не может быть полноправной индивидуальностью, верным самому себе. В итоге ничего не осталось от его идеалов: ни любви, ни героизма, ни благодарности за спасение

Смысл некоторых частей романа "Разгром" А. Фадеева: отрывок из научно-популярной статьи «Разгром» — книга внешне простая, но многослойная. Она, конечно, «красная», а не «белая». Но она — как всякая хорошая литература — о жизни в ее сложности и противоречивости, а не о том, кто хороший и кто плохой. «Разгром» куда глубже, чем это представляло себе официальное советское литературоведение и чем это представляет себе литературоведение анти- или постсоветское. Многое кроется в символах и подтекстах, хотя, конечно, не стоит видеть в Фадееве законспирировавшегося диссидента, зашифровавшего крамольные смыслы во внешне лояльном тексте. В том и магия художественного произведения, что оно способно перерасти собственного автора. В 1994 году в журнале «Дальний Восток» литературовед Петр Ткаченко подробно анализировал библейские аллюзии «Разгрома» — тема, которую в советское время не поднимали вообще. Четко рассчитанное по дням, действие романа (или повести — на этот счет нет единства) соотнесено с библейским сюжетом о сотворении мира. Вообще создание нового мира и нового человека — сквозная тема всего Фадеева от дебютного «Разлива» до неоконченной «Черной металлургии». Да и одна из главных тем всей советской литературы — от «Собачьего сердца» и «Повести о настоящем человеке» до «Электроника — мальчика из чемодана». «Отбор человеческого материала», «огромнейшая переделка людей», которую производит Гражданская война, — так определял идею «Разгрома» сам автор. Вместе с тем в этой книге можно увидеть глубоко спрятанный (не от себя ли самого?) скепсис. Бог создает человека на шестой день — в бою, после которого пьяный партизан Морозка орет на все село похабные песни. Новый человек не получился или получился не таким, как думалось? (Как говорит один из героев «Дороги на Океан» Леонова: «Новые-то люди родятся от старых, а ты загляни вовнутрь себя. Тебе всё ясно там?») Практика революции разошлась с божественным замыслом? Партизанский командир Левинсон ошибся, заведя отряд в болото и обрекая его на гибель? Или на пути к спасению неизбежны трясина и жертвы, кто-то должен сгинуть в болоте, став гатью для других?