Знаете ли вы что, в жизни Александра Ивановича Герцена театр играл видную и значительную роль. Обладая недюжинным умом, цепкой памятью и рано развившимся талантом глубинного понимания жизни, он и развлечения предпочитал такие, которые не только веселили бы сердце, но и обогащали ум. А театр, кроме того, давал и яркие эмоциональные впечатления, что для ребенка из богатого московского дома было нечастой радостью. Отпрыски тогдашних представителей высшего московского общества театр начинали посещать очень рано. Правда, ни в комедию, ни на представление трагедий в детстве их не возили. Дети чаще всего бывали на красивых, выдержанных в тоне высших приличий оперных спектаклях французской труппы или итальянских гастролеров, балетах. В воспитании и образовании Герцена особую роль сыграли немецкие писатели Шиллер и Гете, а также Шекспир, которого он начинал читать в немецком переводе. Всю жизнь он преклонялся перед этими тремя великанами мировой литературы, цитировал их и в своих публицистических работах, и в личных письмах. Следует заметить, что в позапрошлом веке те, кого мы сегодня знаем в основном по сцене, кого мы сегодня считаем по преимуществу драматургами – Шиллер, Шекспир, Озеров, да и Грибоедов, Фонвизин воспринимались больше в чтении, тем более людьми высшего света, которые русский театр во времена Герцена, как правило, презирали, да и вообще на драматической сцене отдавали предпочтение только поэтической высокой трагедии или классической комедии древних греков. Само слово «драматург» считалось низким даже во времена Чехова, который мечтал, чтобы для театра писали настоящие писатели, а не драматурги. Поэтому Шекспир, Шиллер, Гете для юного Герцена – прежде всего поэты. Герцен играл в спектаклях и сам. «Давно ли, друг мой, я писал тебе о наших картинах из Данта, а теперь буду писать о театре,— сообщал Герцен Наташе Захарьиной 3 февраля 1837 г.— Я играл – и притом хорошо, вчера, перед всем городом, слышал аплодирование, радовался ему и был в душе актером. Вот тебе во мне новый талан; ежели когда буду в нужде, могу идти в бродячие актеры.— Не странно ли, в самом деле, создан человек; душа моя, истерзанная страданиями, измученная – казалось бы, должна была разлить мрак на всяком действии – и бывают минуты такие, когда я боюсь оставаться один, бегу к людям от себя, и наоборот – могу иногда предаться веселости, дурачиться. Три недели готовил я с прочими участниками этот театр и занимались этим, как важнейшим делом. Ну, прощай же, ангел, сестра, писать некогда, да и устал еще от спектакля и от шампанского, и от того, что в 5 часов лег спать. Целую, целую тебя. Александр».