Когда утонет белый день в чернильной тишине и волн прожорливых круги мучительно по мне пройдут асфальтовым катком, ровняя страх и смех, одна она, воронья ночь, останется на всех. Одно дрожанье проводов, неясный их фальцет, и лунный свет один на всех (другого просто нет), и плен пожизненной беды, и льда блестящий...