М. И. Цветаева Что ж, похоже, что в мире это было и еще будет много-много раз. Но когда это случается с тобой, слова превращаются в орущую боль. И пофиг, что это банально и старо как мир – любовный треугольник. – Не у меня, не со мной, не сейчас, никогда! – В ее глазах я вижу всю трагедию женского мира, который так боится рухнуть, исчезнуть вместе с уходом того, с кем была связана ее жизнь. Как долго? А неважно, десять, двадцать, бывает и тридцать, и сорок лет вместе, и вдруг…  Они приходят ко мне за консультацией...

Это очень пронзительная тема, в которой «все еще живы» и «Рио-рита, рио-рита». Книга Быкова тоже пронзительна, но эмоция эта другого рода. У меня, как ни странно, эта книга срифмовалась с недавно прочитанными романами, где анти-утопии заканчиваются вселенской катастрофой. И параллель вышла почти дословная: герои «Июня» живут в самой счастливой стране мира - СССР. И Кафка, сделанный в ней былью, упорно вылезает из всех щелей. Атмосфера предчувствия катастрофы, ожидания катастрофы, неизбежности катастрофы возникает не из нашего читательского знания, стоящего над текстом книги...