Лев Николаевич Гумилев был человеком ярким и незаурядным. История (не грешить же нам на высшие силы) сломала ему судьбу, а он не только не сдался, но и наперекор всему добился блестящих результатов. Гумилев был четырежды арестован, успел призваться в армию и принять участие в операции по взятию Берлина, получил 10 лет лагерей, 7 лет провел за колючей проволокой, в 1956 г. был освобожден и реабилитирован. Пока все это происходило, поступил на исторический факультет Ленинградского университета и закончил учебу экстерном, защитил кандидатскую диссертацию. После реабилитации стал в 1961 г. доктором исторических наук. В 1974 г. защитил диссертацию на соискание степени доктора географических наук (не утвержденную ВАКом). За годы жизни написал 12 монографий и около 200 научных статей. Короче говоря, многое пережил, многое повидал, многому научился, многое потерял и многое вынес. Трудно сказать почему это случилось, но Гумилева тяготили строгие рамки академической науки. Конечно, во многих своих книгах и статьях он был полноценным академическим ученым, но с возрастом ему стало скучно быть такими же как все. Бунтарский дух овладел бывшим "зеком". А, может быть, просто сказался давнишний научный интерес Гумилева к древней истории хунну и монголов, требовавший перехода на новый уровень. Так или иначе, но с середины 1970-х гг. Лев Гумилев превращается из обычного доктора наук, каких пруд пруди, в научного парвеню, нарушающего священные принципы советской исторической науки. Классовый подход, ничтоже сумняшеся, он заменяет этническим, на место экономической детерминации ставит географическую, озадачивает одних и восхищает других гипотезой о космических лучах, превращающих обычных людей в пассионариев и далее по списку. Его последняя, так и не признанная ВАКом, диссертация становится бестселлером "самиздата" с интригующим названием "Этногенез и биосфера Земли". Любимых детищ у Гумилева было несколько, но одним из самых главных - убеждение автора в том, что средневековая Русь была продолжением Золотой Орды, на доказательство которой он потратил пятнадцать лет. Русские люди (не все, не пугайтесь) мнились ему потомками крещеных татар, зачем-то переселившихся в вассальную Русь, да еще и в изрядных количествах. Концепция татаро-монгольского ига, краеугольная в советской историографии, полностью дезавуировалась мощным талантом Гумилева - на ее место возводилась смелая мысль о том, что иго было не игом, полноценным союзом Северо-Восточной Руси с Ордой, то есть русско-татарским "симбиозом". Железным аргументов в защиту "ига-неига" было, с точки зрения Гумилева, побратимство хана Сартака с Александром Невским. Монголо-татары, по идее Гумилева, выступили как защитники Руси от немецко-литовской угрозы. Причем в его интерпретации все выглядело так, будто татарам и вправду было дело до религиозных противоречий между католиками и православными. Если правители Орды и выступали против тевтоно-литовских поползновений на Новгород и Псков, то только исходя из собственных прагматических соображений. Не ханы должны были оказывать помощь покоренной и платившей дань стране, а покоренные князья - хану. Таков непреложный закон империи, но Лев Гумилев решил его не учитывать - иначе не складывался его историко-политический пазл. Поэтому у него даже Куликовскую битву выиграли крещеные татары, перешедшие на московскую службу, а великий князь Дмитрий Иванович Донской сражался на Куликовом поле с "агрессией Запада и союзной с ней ордой Мамая", как будто Мамай действовал по указке "из-за бугра", а иностранные наемники были чем-то из ряда вон выходящим в те бурные и охочие до воинских сражений времена. Гумилев откровенно "нарывался на грубость", и в 1970-е его практически перестали публиковать. Тем не менее, в 1978 г. он добавил "вишенку на торт", написав свой "Зигзаг истории" о том, как евреи "по блату" захватили власть в Хазарском каганате, а князь Святослав ликвидировал еврейское засилье. Короче, главным итогом многотворческой деятельности Льва Гумилева стали два основополагающих вывода: татарского ига не было, а еврейское было.