Александр Сергеевич Грибоедов с первых лет своего литературного творчества не питал симпатий к сентиментализму Карамзина и тому, к чему он привел – к романтизму Жуковского. Грибоедов вообще шел своей дорогой: он мог спорить и с романтиками, и с классицистами. Романтизм он, кстати, понимал как возвращение к народной самобытности, что подтолкнуло его обратиться к изучению русской старины, народной поэзии. Его непринятие подражания западным странам выразилось в монологе Чацкого: Пускай меня объявят...
"Вот думаю я, говорю себе: чем бы мне заняться? – Прекрасно! – и счастливчик, и волшебник, и всё понимающий. Отвечаю: начни писать пьесу. – Пьесу? Какую же пьесу? Отвечаю: ту, в которой был бы положительный герой, или, по меньшей мере, героиня. Но тут начинается затруднение: положительный герой и героиня у нас, конечно, должны быть хороши, но только в чем? Вроде бы хоть в чем-нибудь хороши! А там вон они, в этих прикладах, такие... да такие, что противно и описывать." Эта знаменитая цитата из произведения...