Ранним зимним вечером венская площадь, очерченная Леопольдинским трактом, пустеет - гулко и потусторонне бьет шесть, стрелки солнечных часов Тихо Браге на башне Амалиенбурга, подчиняясь свету электрических фонарей, отбрасывают тень, абсурдную в темноте венского вечера. Тень бронзового Франца Первого перечеркивает площадь огромной часовой стрелкой, в тени превращаются арки и колонны, Гераклы и каменные будки часовых. Ярко горящие окна Старого Бурга кажутся вырезанными из бумаги, как в детских бумажных театриках, которыми торговали когда-то за углом, на Кольмаркте...
Эля похожа на красивую итальянку с полотен старых мастеров. Но это сравнение ей не нравится. Когда Эле было тринадцать, она лежала в больнице, в глазном отделении. Это было давно, в другой реальности: тогда обычные медики в обычной больнице обращались с обычными пациентами… как бы это сказать, чтоб никого не обидеть? В общем, медики не особо церемонились, а пациенты не особо настаивали на своих правах. И ни у кого не было страха перед медстрахом. (Сейчас, конечно, всё не так, о да). Однажды заведующая отделением выбрала Элю в качестве подопытного кролика...