Евгений Кириллов : чувствую мир душой

Есть у Лёни друг – огромный и пушистый сибирский кот зовут Пух. Они давно дружат, с тех пор, когда Лёня ещё совсем маленьким был. Бабушка не разрешает с Пухом спать на одной кровати, но Лёне без него скучно. Сейчас Пух спит в тёплой печной духовке. – «Возьмёшь кота – в дом пускать его больше не буду, и тебе влетит!», – укладываясь спать, сказала бабушка. А как не пускать – холодно на дворе! «Месяц вон какой морозный в окно заглядывает, наверное, и ему холодно и скучно в это время», – думает Лёня...

Утром рано в лесной землянке собрался я на охоту. Обул сапоги, в рюкзак продукты на день сложил, остальные, которые с собою не брал, снаружи на земляную ступеньку положил, чтобы в тепле не испортились. Встал на лыжи да и ушёл. Целый день по снегу заячьи следы распутывал, а к вечеру вновь к землянке вернулся. Растопил печь берёзовыми поленьями, воду для чая поставил кипятить, а сам дверь настежь открыл и на лежанку прилёг отдохнуть. Лежу и слышу – бумага шелестит. Глянул на выход – на ступеньку, где у меня продукты лежат, а там мышь-землеройка масло сливочное, что в бумагу завёрнуто, ест...

Ночью наш теплоход зашёл в Четвёртый Курильский пролив. Со стороны Охотского моря ветер гонит холодную морось с мокрым снегом. Видимости никакой, не видно даже носовой части судна. Как вахтенный матрос я нахожусь за штурвалом. Второй помощник капитана выставил на крыло капитанского мостика вперёдсмотрящего – практиканта из мореходного училища, впервые вышедшего в море. Закутанный в овчинный тулуп, поверх которого надет большой оранжевый плащ, в лохматой шапке-ушанке, практикант, не отворачиваясь от пронизывающего ветра, пристально всматривается в белёсую даль моря...

Достала из подполья мама маленькой Маше и ещё меньшему Грише крынку молока. По куску хлеба дала – ешьте, мол. Сама занята, дел много. А в молоко, пока оно в подполье стояло, мышка попала, да и утонула бедная. Увидела Маша мышкино ушко и говорит матери: – Мама, тут усько. Мать занята, некогда ей… – Ничего, что узко. Покрошите хлеба да ложками и доставайте. Гриша, видя мышиную лапку, залепетал: – Мама, ляпка. – Ну, сладко, так и ешьте на здоровье, – отвечает мать...

Пошёл Миша в сарай за дровами для печки. Холод стоит на дворе, аж деревья щёлкают и лёд на озере трещит от такого мороза. Видит Миша, в огороде ворона сидит. Нахохлилась и не шевелится. Стал к ней подходить, а она взлететь не может, только подпрыгнула два раза, да голову ещё больше в плечи втянула – замёрзла бедная...

«Бедные-бедные мы были, – рассказывала мне раньше бабушка, – не было у нас с братом ни сладостей, ни игрушек, ни подходящей одежонки. Выйдем за ограду на скамейку посидеть, а богатые дети, нарядные да сытые, сладкие пряники грызут, хвастают перед нами. Так нам этих сладостей захочется, которые пробовать-то приходилось по праздникам великим, но виду не подаём, себя не унижаем. Богатые же пуще прежнего выхваляются, говорят, что и «свечек» – конфеты такие были, у них видимо-невидимо в сундуке лежит, и что чай пьют они, молоком топлёным забеливая...

Жили-были на свете два неразлучных друга: пятнистый Суслик и полосатый Бурундучок. Домик Суслика был в поле на опушке леса – среди трав и цветов, а Бурундучок жил в лесу под корнями дерева – среди высоких и могучих кедров. Летом оба друга запасали продукты: Суслик колоски и зернышки, а Бурундучок орешки. А ещё они ремонтировали и утепляли домики, готовясь к холодной зиме. Однако как бы ни были заняты друзья, они всегда находили время сходить друг к другу в гости. Когда Суслик приходил...

Тихо. Медленно скольжу над кронами больших деревьев. Сворачиваю и продолжаю бесшумно парить над дорогой. Всё спит. Тёплая майская ночь. На небе ни звёздочки. Воздух напитан запахом земли, травы и цветущей черёмухи. В стороне – водная гладь озера с плывущей по ней лодкой. Слышу протяжный скрип уключин и плеск вёсел о воду. Беззлобный лай собаки доносится откуда-то издали. Лететь легко и радостно. Встречный поток тёплого воздуха мягко перебирает мои волосы и нежно ласкает кожу лица...