Голос бытия

– Ты уверена, что это платье не слишком... вызывающее? – голос Антона в трубке звучал напряженно, и Лена даже представила, как он сейчас морщит лоб, пытаясь подобрать слова. – Мы же в приличное место идем. Лена посмотрела на свое отражение в зеркале. Темно-синий бархат мягко облегал фигуру, вырез был скромным, но элегантным, а длина – чуть ниже колена. Ничего вызывающего в этом наряде не было, только если не считать вызовом желание выглядеть красиво в пятую годовщину свадьбы. – Антон, это «Ренессанс», – спокойно ответила она, поправляя сережку...

– Сергей, ты где там застрял? Угли уже прогорают, шашлык сухой будет! – Елена громко крикнула в сторону калитки, вытирая руки о кухонное полотенце. Тишина. Только кузнечики стрекочут в высокой траве да где-то вдалеке лает соседская собака. Елена нахмурилась. Муж вышел "на минуточку" к машине за сигаретами еще полчаса назад. Машина стояла у ворот, багажник был открыт, но Сергея рядом не наблюдалось. Елена вздохнула, сняла фартук и решительно направилась к выходу с участка. Она уже догадывалась, где может быть её благоверный...

– Наташка, ну ты же понимаешь, у тебя муж, у тебя работа хорошая, вы ипотеку почти закрыли. А я? Я одна, с ребенком, зарплата – кошкины слезы. Куда мне идти? На теплотрассу? – Лариса сидела за кухонным столом, нервно комкая в руках бумажную салфетку, и в ее больших голубых глазах, которые с детства были ее главным оружием, уже набухали крупные слезы. Наталья вздохнула, помешивая ложечкой давно остывший чай. Этот разговор длился уже третий час, и воздух на кухне родительской квартиры, казалось, стал вязким и тяжелым от напряжения...

– Алина, ну что ты так смотришь на этот суп? Я же для вас старалась, варила, душу вкладывала. У тебя вечно в холодильнике мышь повесилась, одни йогурты да трава какая-то в пакетах. Мужику мясо нужно, навар! Вот я и приехала, пока вы на работе, думаю, дай деточкам приятное сделаю. Галина Ивановна стояла посреди кухни, вытирая руки о полотенце, которое Алина использовала исключительно для лица. Свекровь была женщиной крупной, шумной и, к сожалению, обладала собственным ключом от их квартиры. Этот ключ Сергей, муж Алины, вручил маме полгода назад со словами «на всякий пожарный»...

– Таня, ты уверена? Может, всё–таки купим хотя бы детям конфет? Ну неудобно как–то, – Сергей стоял посреди гостиной, нервно теребя в руках пустую подарочную коробку, которую жена только что достала из шкафа. Татьяна резко развернулась, едва не смахнув со стола вазу с мандаринами. В её глазах, обычно мягких и спокойных, сейчас плескалась холодная решимость, как в проруби на Крещение. – Сережа, какое «неудобно»? – тихо, но с нажимом спросила она. – Неудобно – это когда ты приходишь на день рождения...

– Оленька, а ты мне подушку пуховую дай, я на синтепоне спать не могу, шея затекает, – голос золовки Светланы донесся из прихожей, перекрывая шум работающего телевизора и звон посуды на кухне. Елена замерла с блюдом заливной рыбы в руках. Холодная тарелка обожгла пальцы, но жар, который мгновенно поднялся внутри от этих слов, был куда сильнее. Она медленно поставила блюдо на стол, поправила салфетку и вышла в коридор. Там царило оживление. Светлана, сестра мужа, уже стягивала сапоги, разбрасывая снег по чистому коврику...

– Ты что творишь? – голос Марины прозвучал в ночной тишине кухни резко, как удар хлыста. Она стояла в дверном проеме, кутаясь в махровый халат, и сонно щурилась от яркого света лампочки над вытяжкой. Олег, ее муж, дернулся так, словно его ударило током. Жестяная банка из-под дорогого чая, которую он держал в руках, с грохотом полетела на пол. По кафелю рассыпались не чайные листья, а плотные, перетянутые резинкой пачки пятитысячных купюр. – Марин, ты чего пугаешь? – зашипел он, кидаясь на колени и судорожно сгребая деньги...

– Светка, ты только посмотри, какая красота! Лена, конечно, расстаралась, ничего не скажешь. Икра красная, рыба, буженина домашняя... Валер, иди глянь, пока никто не видит! Голос золовки доносился из кухни, приглушенный шумом льющейся воды, но Елена, стоявшая в прихожей и застегивавшая сапоги, все прекрасно слышала. Она замерла на секунду, чувствуя легкий укол тревоги, но тут же отогнала дурные мысли. Это же родня мужа, приехали из области на юбилей к брату. Ну, заглянули в холодильник, полюбопытствовали – с кем не бывает? Голодные, наверное, с дороги...

– Полина, ну ты скоро там? Гости уже на пороге, а у тебя еще фартук не снят! И почему в прихожей пахнет жареным луком? Я же просила проветрить, у меня от этого запаха мигрень начинается с пол-оборота! – голос Жанны, двоюродной сестры мужа, раздался еще до того, как она полностью вошла в квартиру. Полина, которая в этот момент пыталась одной рукой поправить прическу, а второй – вытащить из духовки тяжеленный противень с уткой в яблоках, едва не обожглась. Она замерла на секунду, переводя дыхание...

– Либо я, либо твоя мама. Третьего не дано, Лена. Я хочу встретить этот Новый год спокойно, в трусах и с бутербродом, а не под пристальным взглядом твоего «генерала в юбке», которая будет считать, сколько рюмок я выпил и правильно ли я держу вилку. Андрей хлопнул дверцей холодильника так, что магнитики с видами турецких отелей жалобно звякнули и сползли на пару сантиметров вниз. Он стоял посреди кухни, скрестив руки на груди, и всем своим видом выражал непреклонность. Его лицо, обычно добродушное, сейчас казалось каменным...

– Ну, Ленка, хоромы ты отгрохала, конечно. Ничего не скажешь, умеешь жить красиво, – Игорь вальяжно развалился на бежевом диване, закинув ногу на ногу. Он с интересом оглядывал гостиную, словно оценщик в ломбарде, прикидывающий, сколько можно выручить за чужое добро. – Люстра-то хрустальная? Италия? Елена стояла у окна, скрестив руки на груди. Ей не нравился этот визит. Брат не появлялся у неё полгода, с того самого момента, как занял десять тысяч «до получки» и благополучно забыл об этом. А теперь явился без звонка, с тортом «Птичье молоко» и странным блеском в глазах...

– Паша, объясни мне, пожалуйста, почему в нашей прихожей стоит четыре огромных чемодана, а на вешалке висит пальто твоего папы, которое пахнет нафталином так, что у меня уже слезятся глаза? – Марина стояла на пороге собственной квартиры, не решаясь снять сапоги, словно это могло окончательно закрепить факт вторжения. Павел, её муж, выбежал в коридор с виноватым видом. Он теребил край домашней футболки и бегал глазами, избегая прямого взгляда жены. За его спиной, из кухни, доносился звон посуды и громкий, уверенный голос свекрови, Нины Андреевны, которая что-то вещала тоном лектора...