ПЯТИХАТКА

Всё началось с того, что Игорь стал странно себя вести. То засидится допоздна на работе, то телефон прячет, когда я вхожу в комнату. А однажды я случайно услышала его разговор у приоткрытой двери: — Да, всё готово… Документы почти оформлены… Через две недели — точка невозврата… Внутри всё похолодело. Я тихо отошла, стараясь не выдать себя. Значит, он действительно решил уйти. Но почему так тайно? На следующий день, разбирая шкаф, я нашла блокнот с заголовком «Проект „Свобода“». Руки дрожали, но я открыла его...

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда я расставляла по местам вымытую посуду. Часы на кухне показывали половину восьмого — как раз время, когда муж обычно возвращался с работы. Я вытерла руки, улыбнулась и пошла открывать. Но за дверью оказалась не только привычная мужская фигура. Рядом с мужем стояла женщина — молодая, с нарочитым лоском в причёске и макияже, в дорогом кашемировом пальто. Её рука лежала на локте моего супруга, а в глазах читалась смесь смущения и вызова. — Что происходит? — мой голос прозвучал тише, чем я ожидала...

— Я хочу, чтобы ты переехала, — твёрдо произнёс Михаил, стоя у окна. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне серого осеннего неба. Я отложила ложку — только что разлила по чашкам свежезаваренный чай — и медленно подняла глаза: — Переехала? Куда? — К маме. Хотя бы на пару месяцев. У неё просторная квартира, рядом поликлиника, магазины… А здесь, — он обвёл взглядом нашу кухню, — тесно, неуют gef, ремонт нужен. Чай в чашке дрогнул — я едва не пролила его на скатерть. — Миша, мы живём здесь пять лет...

— Часто отправляешься в поездки? Получается, питаешься в чужих домах? — с лёгкой улыбкой спросила Ольга, разливая чай по чашкам. Её собеседница, Марина, задумчиво покрутила в руках изящную ложечку. За окном медленно опускались сумерки, а в уютной кухне пахло ванилью и свежезаваренным чаем — Ольга всегда умела создать атмосферу домашнего тепла. Тонкие лучи закатного солнца пробивались сквозь кружевные занавески, рисуя на столе причудливые узоры. На стене тихо тикали старинные часы, отсчитывая мгновения покоя...

Я узнала об этом случайно — наткнулась на черновик завещания в ноутбуке мужа. Сначала не поверила своим глазам: «Передаю в собственность моей племяннице Анне Ивановне Петровской квартиру по адресу: ул. Садовая, д. 17, кв. 43…» Квартира была моя. Моя — в самом прямом смысле: я получила её в наследство от бабушки пять лет назад, ещё до замужества. Это был не просто подарок судьбы — целая история. Бабушка собирала деньги на эту квартиру десятилетиями, отказывая себе во многом. Когда она вручала мне ключи, её глаза светились: «Теперь это твоё...

Лена дождалась, когда за мужем закроется дверь ванной, и только тогда выдохнула. В руках она сжимала конверт — тот самый, который случайно нашла в кармане его пиджака, когда решила постирать забытую в прихожей вещь. Внутри лежали фотографии: мужчина, женщина и девочка лет пяти. На обороте одной из снимков — аккуратная надпись: «Нашей семье. Июнь 2024». Когда муж вышел, она не подняла глаз. Просто положила конверт на стол между ними. Капля воды с его волос упала на глянцевую поверхность снимка, размыв уголок...

Я вернулась домой раньше обычного — срочный отчёт удалось сдать до обеда. В прихожей стояла пара женских туфель на тонком каблуке. Я замерла на секунду, потом тихо разулась и прошла вглубь квартиры. Из спальни доносились приглушённые голоса. Я остановилась у двери, прислушалась. Знакомый смех, его сбивчивые оправдания, шелест простыней. Всё ясно без слов. Вместо того чтобы ворваться с криками, я спокойно прошла на кухню. Включила чайник, достала любимую чашку — ту самую, с крошечным сколом у ручки, которую он подарил мне на первую годовщину...

Звонок в дверь раздался, когда я раскладывала по тарелкам ужин. На пороге стояла невестка — бледная, с дрожащими губами, в одной руке сумка, в другой — телефон, будто только что с кем‑то спорила. — Можно войти? — спросила она, не глядя мне в глаза. — Конечно, — я отступила, чувствуя недоброе. — Что случилось? Она прошла в гостиную, опустилась на диван, словно ноги не держали. — Он сказал… — она сглотнула, — сказал, что в этом доме всё принадлежит им, а моего здесь ничего нет. Я села рядом, взяла её за руку...

Я сижу на жёсткой скамейке в коридоре суда и сжимаю в руках папку с документами. За окном — серый ноябрьский день, капли дождя стекают по стеклу, размывая очертания города. В животе — ледяной ком, в голове — один и тот же повтор: «Я не могу позволить, чтобы мой ребёнок голодал, пока его отец как сыр в масле катается». Вокруг — суета: люди спешат, переговариваются, листают бумаги. Кто‑то плачет в уголке, кто‑то нервно курит у выхода. Я стараюсь не смотреть по сторонам. Всё это — чужая боль, чужие истории...

Его голос режет воздух, как лезвие. Я замираю, чувствуя, как внутри всё сжимается. Мы стоим в просторной прихожей нашего дома — дома, который когда‑то казался мне дворцом, а теперь выглядит холодной декорацией. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, высвечивают мельчайшие пылинки, танцующие в воздухе. Всё вокруг — от мраморного пола до позолоченных ручек на дверях — кричит о благополучии. Но в этой роскоши нет тепла. — Ты серьёзно? — спрашиваю тихо, но в голосе уже звенит сталь. — Хочешь устроить эту экскурсию в прошлое? Он делает шаг ко мне, глаза горят нескрываемой яростью...

Вечер опускался на город тягучей сиреневой дымкой. В кафе было полупусто — только пара студентов у окна и одинокий мужчина у барной стойки. За нашим столиком царила тяжёлая тишина, которую я наконец решился разорвать. — Слушай, я тебя бросать не хочу. Ты моя первая, верная… но Марину я тоже люблю, жизни без неё уже не представляю. Аня даже не вздрогнула. Только пальцы, сжимавшие чашку с остывшим чаем, чуть побелели. Она смотрела куда‑то сквозь меня, будто видела не здесь и не сейчас. — Ты долго это вынашивал? — голос звучал ровно, пугающе спокойно...

Всё началось с мелочей — тех самых «пустяков», о которых обычно говорят: «Не стоит раздувать». Но именно из таких пустяков, словно из песчинок, постепенно складывается тяжёлый груз, который однажды становится невозможно нести. Сначала это были безобидные, на первый взгляд, замечания. Муж, возвращаясь с работы, недовольно морщился: — Опять эта каша? Ты же знаешь, я её не люблю. — Но ты сам говорил, что хочешь питаться здоровее, — пыталась оправдаться я. — Здоровее — не значит преснее, — отрезал он...