На правах философа.

Бывает, что к высоким и глубоким мыслям приходишь на волне неприкрытого самодурства.

Великодушие - не мышца, его так просто не накачаешь. Да и с мышцами не всё так просто бывает, что уж.

Бунтарство не способствует прилежности в моменте, но в то же время не исключает формирования этого качества как непосредственной черты характера. Правда, зачастую, это должно быть обеспечено наличием примера для подражания, демонстрирующего прелести этой ретивой старательности.

Можно ли игнорировать чрезвычайно медленный всход побегов, если первое же цветение поражает своим буйством?!

В разговоре или беседе, споре или конфликте всегда две стороны. Количество участников может быть каким угодно, но стороны, как правило, две. Позиции транслируются и принимаются, проходя через определеную ранее сформированную и редко поддающуюся стихийным изменениям систему оценки. И хоть набор методов этого анализа у каждого свой, потому что и знания и эмпирия свои; и сложно отнять право слышать то, что хочется - все равно у каждого слова есть его лексическое значение. Не стану цитировать словари, лишь поясню, в чём для меня состоит та принципиальная разница, и почему считаю неэтичным выдавать одно за другое. И чтобы не рассуждать категориями общими, перейду к конкретике. Например, возьмём слова «объяснять» и «оправдываться». Казалось бы, такие разные по звучанию, написанию, а главное - смыслу, но так часто одно подменяет собой другое. Отличий же масса. Объяснение не требует больше, чем принятие факта. Отношение к поступку меняться не должно; всё, что должно произойти - появиться понимание, что при совершении какого-то действия человек руководствовался конкретными мотивами. Повторюсь, признается лишь факт, и, если поступок плохой, он остается плохим. Оправдание же всегда подразумевает индульгенцию как «кающегося», так и того, перед кем каются. Объяснение дает право слушающему самому определить отношение, оправдывающийся - сразу предлагает сценарий. Объясняющий знает в каких категориях мыслит и говорит, не снимая с себя ответственности за возможные последствия. Оправдывающийся не в состоянии быть честным даже самим с собой. Слабость эта понятная, но оваций вряд ли достойная. Везде, где есть манипуляция, рано или поздно становится душно. И форточку открывать уже не хочется - ну её, лучше сразу гулять пойти.

Споры имеют градацию. Одно дело интеллектуальная баталия, в которой тебя уничтожают приведением неоспоримых фактов, одновременно восполняя пробелы в знаниях, за что лишь можно быть благодарным. Другое - примитивное метание нечленораздельных визгов, разбавленных матом и междометиями, что больше напоминает не интеллигентную полемику, а колхозный слёт.

В Ханты-Мансийском крае, недалеко от аэропорта Сургута расположен посёлок Таёжный. В морозных широтах, где зимой температура опускалась до пятидесяти шести градусов, прошли десять лет моего детства. В таком же типовом деревянном доме по соседству жила семья родом из Грузии. Двое взрослых и пятеро детей. Тётя Нури пекла хлеб. Несмотря на то, что их в семье было семеро, а нас - трое, нам приносили половину. Моё детство не было голодным, но вкус и запах тех лепёшек я помню до сих пор и вкуснее ещё не ела. А главное - я помню счастье в глазах пятилетней девочки по имени Дарико. На севере людям с зарплатой выдавались продукты «за вредность»: молоко, сок, консервы. Одним декабрем, когда тётя Нури зашла к нам на чай, её младшая дочь залезла в кладовку и наткнулась на заветный ящик. Обрадовавшись находке и накинув лишь куртку, она по морозу прибежала к нам с криком: «Мама, Дед Мороз на Новый год нам сгущёнку принёс!» - щёки красные, в глазах огонь, и вот-вот наступит 1994. А ещё помню, как папа летал на вертолёте к людям, живущим вдоль берегов Лены, где можно поменять самые настоящие богатства рек и таёжных лесов на простые блага цивилизации в виде лампочек, батареек и тушенки. И кедровые шишки под ногами помню. К чему я это? Добрые воспитанные люди воспитывают добрых воспитанных детей. И счастье, что в большом мире их ещё много-много.

Когда сознанием игнорируется правило «не осуждать других, но самому так не делать», легко начать испытывать раздражение от высшей формы либерального радикализма, возведённого в абсолют. Оговорюсь сразу: факт - есть факт, событие - есть событие, и освещать их право каждого подключённого к сети, а также обязанность принявших на себя звание «глас и совесть народа». Но когда за простой констатацией и личным комментарием, следует призыв, а побудить к действию пытаются не личным примером, а словом, сказанным с безопасного расстояния, это, мне кажется, то не совсем этичное. Потому что призыв этот всегда с претензией - мол, «не совершишь мною виртуально наказанного, я тебя осуждению подвергну», что так себе мотивация. Данко так-то сердце в руке нёс, ведя неблагодарную толпу, а здесь альтруизм напускной, показушный и такой громкий, что слов не разобрать. И самое страшное, что что-то сбоит в системах, и буфер обновить никак не удаётся. Иначе почему суть выше сказанного доходит в искажённом виде, полностью переворачивающем смысл?! Каким таким волшебным образом умаляется или вовсе отменяется то, за что каждый борется (свобода, равенство, братство - всё согласно завещаниям французских классиков), все слова приравниваются к требованию хранить молчание (вектор в другую крайность, в общем), а просьба наряду с демагогическими обличениями и критикой предоставить программу альтернативную превращает смеющего наглость проявлять такое порочное любопытство в сторонника вражеского лагеря?! Ведь, если не согласен с чем-то - ещё же не «Аль-Каида» (игры такие новые, временам соответствующие, и жуть берёт от современности).

Как известно, жизнь может меняться самым невероятным образом, когда тебя с морально-этической точки зрения осуждает кто-то из восьми миллиардов. (Читать, не игнорируя долю иронии.)

Складывается впечатление, что мыслить выводами - удобно. И индивид, лишь слегка способствующий течению серого вещества в мозге, сужает тем самым устройство мира до собственных представлений о нём и не прилагает попыток уточнить и препарировать этот мир и имеющиеся в нём отношения и связи; а не появившаяся как условный рефлекс способность к анализу обеспечивает жизнь без лишнего стресса. Возможно, менее безопасную, но точно не омрачённую необходимостью сомневаться.

Пытливый ум спокойно жить не позволяет.

Обида, если она не нанесена открыто и намеренно, всегда больше про восприятие. Полезней и правильней искать источник этой уязвимости внутри, нежели во вне. Честнее уж точно.