Юнна Мориц

СЕРЕНАДА Скажи мне гадость, моя радость. Сломай мне челюсть, моя прелесть. Пальни мне в голову из дула, чтобы ее с подушки сдуло. Навесь удава мне на шею, когда я в бане хорошею. Налей в шампанское мне яду, когда пою я серенаду. Бревном распополамь хребтину, когда рисую я картину. Гони пантеру из вольера, когда целую кавалера. Включи, не зажигая, газ - я закурю - и весь рассказ! С балкона урони кирпич, когда пойду я челку стричь. Подсунь мне под ноги тайком трубу, что хлещет кипятком, или троллейбуса ступень, чтоб я обуглилась, как пень, под током, бьющим в мокрый день. И хорошо бы двинуть поезд, чтоб я под ним была по пояс. Неплохо также и докласть, что я не так любила власть, как ты любил и твоя милка, - авось прибьёт меня казнилка... И хорошо бы в идеале - твои бы вши меня сожрали, а ты бы вышиб гонорар за мемуар большой морали. Чудесно - в гроб меня улечь! Твоя мечта, о том и речь, должна цвести, ронять кирпич, когда иду я челку стричь. Ax, ты мой зайчик, друг поэтый, сто лет живи с мечтою этой, не мрачен будь и не болей, - с такой мечтою жить светлей, налей мне кофе с мышьяком, с мечтой о чем-нибудь таком... Я выпью за твое здоровье, а ты прикинься дураком.

Х Х Х Кто нападёт, тот падёт - на Землю, где огненная стена : Это - Россия, моя страна Встретит напавшего, павшего - на Землю России, как нападение, Как падение - на России просторы, Где войной на Россию напали своры, Пали, как падаль войны, которой Напали - пали на землю огня, На землю России, огня священного, Земного, небесного и внутривенного, Где с нами - Бог, Он Россию храня, Её не сдаёт при любом нападении - Падении - на исторический путь, Чтоб землю России сожрали войной Напавшие своры!.. Войной - вой! и - ной! - Два слова - в одном, для напавших, для - Павших на землю России, чья суть При всех на неё нападеньях - страна, Где - вой! и ной! понапавший войной На землю, где - огненная стена, Её никакой войны сатаной Ни в какие не побелить времена! Два слова - в одном, для напавших, для - на Павших на путь нападенья войной На Россию, где - вой и ной, Требуя, огненной чтоб стеной Россия быть прекратила мгновенно! Вой ! и ной ! - довоенно, военно и послевоенно, Свора войны русофобской, - а надо ль Нападать на Россию войной, русофобская падаль ?..

* * * О Чувстве Бога, о глаголе, Чьи откровенья таковы: "Мы не признали наглой воли Того, под кем дрожали вы", – О Чувстве Бога эти строки, Их несвергаемый закон, Их нескончаемые сроки, Где в космос выйдя челноком, Был русский первым языком! О Чувстве Бога, о пароле, Когда поэзии волхвы: "Мы не признали наглой воли Того, под кем дрожали вы", - О Чувстве Бога эти строки, В которых десять русских слов, Их нескончаемые сроки – В числе космических основ, Где солнце всходит на востоке. И в этом – соль, не ясно что ли, Мы волей Божьей таковы: "Мы не признали наглой воли Того, под кем дрожали вы". owowl.ru/...oe.923

* * * Иди, Россия, себе навстречу, Себя не мимо – не в бездну бед , Иди навстречу себе, как речью Идёт навстречу прозренья свет! Себе навстречу – с любовью, с нею, Себе навстречу – во всей красе, Свои просторы люби сильнее, Где все народы России – все! Себе навстречу – и нет сомнений, Что воля к Жизни – твой Божий дар. Себе навстречу – живучий гений, Чья сила держит любой удар! Себе навстречу – не всем, кто просит Тебя идти – топором на дно. Иди навстречу себе, не бросив Себя, как было не так давно!.. Себе навстречу, народ народов, Себе навстречу – не западне, Где по наивности сумасбродов Другие страны давно на дне. Себе навстречу – с любовью, с нею, Себе навстречу – как свет сквозь мрак, Свою огромность люби сильнее, Себе навстречу – и только так! Себе навстречу – себя не мимо, Себе навстречу – не мимо Крыма, Себя не мимо – не сдай Донбасс, Он – знамя всех, кто не сдали нас!

Никогда не дружи с подлецами, они ненавидят родителей, учителей, никогда не возвращают долги, незабвенно мстят за добро – и обожают, когда им дают по морде. По морде – это их как-то успокаивает и освежает.

* * * Я десять лет не издавала книг, но не рыдала, что «сижу в опале». В какой опале, если ни на миг ни я, ни мой читатель не пропали?!. Как видите, пропасть не так легко, гораздо легче молоко рыданий доить, доить рыданий молоко, его сдавая множеству изданий. Подумаешь!.. За эти десять лет могла я дуба дать - пустяк, но всё же привет тебе, читатель мой, привет, здесь чудесам конца и края нет: чем старше твой Гомер, тем ты - моложе. 1999

Нечто вроде предисловия   Мое эссе "Быть поэтессой в России" вышло в свет в мае 1976 года в Варшаве, в журнале "Литература на свете", в переводе на польский язык. До этого в Москве и в Петербурге, тогдашнем Ленинграде, прочли его многие, а некоторые из этих многих совершили ряд абсолютно безуспешных попыток напечатать его в толстых и в тощих журналах. С тех времен у меня сохранилась записка с перепиской двух начальников одного почтенного литиздания. Начальник поменьше - начальнику побольше: "Снять переборы в характеристиках Ахматовой и Цветаевой, вообще сделать это "полегче"... Если Вы одобрите это в принципе, в основе - мы "дожмем". Но  начальник побольше - начальнику поменьше: "Побойтесь бога. Смотри текст - куда зовет". Это были хорошие люди, они побоялись Бога и не дожали в основе. С тех пор пролетело более двадцати лет, ежегодно у меня было не менее пяти авторских вечеров, так что не менее сотни раз я читала самые, на мой взгляд, интересные фрагменты из этого эссе в Москве, Ленинграде, в других городах России и зарубежья,- не считая опубликованных интервью и печатных бесед, где было много цитат из этого текста. И мне казалось, что он уже как бы и напечатан. К счастью, на днях мое заблуждение вдруг рассеялось. Это - первая публикация на русском языке моего "крамольного эссе", содеянного в 1975 году. Быть поэтессой в России труднее, чем быть поэтом   Прав Лорка: древнее могущество капли, которая веками долбит камень, вырубая в недрах горы сталактитовую пещеру, ворота для воздуха, света, вольного эха,- сверхъестественней, чем дружная сила гигантов, которые справятся с этим заданием гораздо быстрей, веселей, триумфальней.   А теперь - безо всяких преувеличений, намеков, иносказаний. Слушайте, что за дивное диво я вам расскажу...   Никому не придет в голову (и это - к счастью!) сравнивать любого из современных известных русских поэтов - с Блоком, Пастернаком и тем более с Пушкиным и Лермонтовым. Будьте спокойны, нет таких сумасшедших: русские поэты наших дней чувствуют себя замечательно в лоне и в свете великих измерений нашей прежней поэзии, и не грозит им никакая опасность со стороны убийственных, быть может, сравнений. И справедливо!...   Русской поэзии русло иссохло бы и омертвело, если бы только одни гиганты жили там и свободно дышали, безжалостно и брезгливо вышвыривая на мертвящую сушу всех, кто слабей, и меньше, и мельче. Поэзию накрыла бы катастрофа. И сгинула бы, в никуда и в ничто   http://www.owl.www.owl.ru/...g9n косые паруса".

* * * Когда Москва, как римская волчица, Вас выкормила волчьим молоком И вылизала волчьим языком Амбиций ваших имена и лица, - Тогда не подло ли кусать её сосцы, Чтоб отличиться на своём культурном фронте?.. И сколько свинство ни одеколоньте, Лишь свинством пахнут свинства образцы. Когда Москва, как римская волчица, Вас выкормила волчьим молоком И весь волчатник ваш одним ползком В Москве пошёл за славой волочиться, - Тогда не ваше ли презрение к Москве, Которое сегодня стало модой, Является культуры волчьей мордой В неблагодарной вашей голове?..

Сегодня Воробей, ты – великая птица, Необъятно твоё воробьё, Воробейство, в котором сплотится На морозе величье твоё. Ты – малюсенький, с яблоко ростом, Больше яблоко весит, чем ты. Но величье твоё – перекрёсток Высших сил и святой простоты. Пар клубится, идущие лица Выпускают его изо рта. На морозе великая птица Воробьится, взлетая с куста. И в её воробейском величье Мне чирикает в день ледяной Это тельце, полётное, птичье, Образ жизни, огромно родной.

* * *    Я - умственный, конечно, инвалид,    Черты безумия во мне преобладают.    Как ни корми, душа моя болит,    Когда другие жизни голодают.    И, кружкой кофе начиная день    В мирах, где качка ритма - как в вагоне,    Я вижу мной ограбленную тень,    Чья кружка кофе греет мне ладони.    И утешает только перевод    С испанского, из дивного поэта,    Который сам - такой же идиот    И шлёт привет, с того взирая света,    И, олуху небесного царя,    Ему я кофе наливаю кружку,    И пузырём – в окне моём заря,    Опилки снега, ветер гонит стружку,    И строки начинаются на И,    Чья ткань соединительная дышит,    Как жабры архаической любви    На глубине, где нас никто не слышит.

В МЕТРЕ ОТ ЗЕМЛИ На попадью напала шантрапа, Плюёт в лицо, за косы тащит и глумится – За то, что попадья – жена попа! И никакая не видна милиция. Кричит "Спасите! Помогите!" попадья, Но все оглохли, мимо проходя. Тогда отец мой распахнул окно, А было в метре от земли оно, И крикнул он: "Товарищ попадья! Ко мне! В окно! Скорей – в окно, где – я!" И мой отец втащил её в окно, Что на Подоле, в Киеве, давно Когда-то было в метре от земли, Где попадью от издевательства спасли Окно и мой отец, что в интерьере С еврейским носом Данте Алигьери Кричал травившим попадью: "Вы – звери, звери!" Окно, что было в метре от земли, Сегодня снится мне, оно – вдали, Где все оглохли, мимо проходя, А мой отец – в окне моей строки, Где рядом с ним – товарищ попадья, И мать моя, сестра моя, семья моя – В окне строки, вблизи Днепра-реки, В земле, далёкой от времён судьбы моей, Где мой Господь – един для всех кровей! И мой Господь цветочки ставит и свечу Моей семье, где нет ни окон, ни дверей, – И в этой строчке – всё, что я сказать хочу.

ОБНИМАЯ КРУЖКУ ЧАЯ А в первом классе школы, изучая Письмо и чтение, зимой, где холодина, Мы грели руки, обнимая кружку чая, Где вместо сахара - таблетка сахарина. Была война, где через год - наш День Победы, Священный День родных небес в начале мая. Мы, дети, - труженики, а не дармоеды: Письмо и чтение - труды, чья суть прямая Творит плоды культуры, обнимая Свою учительницу благодарным светом Культуры, памяти пресветлой, где при этом Мы грели руки, обнимая кружку чая, Где вместо сахара - таблетка сахарина, Он растворялся, но была нерастворима Культура чтения, письма, - того кристалла, В котором детство незабвенное блистало, Когда кисеты шили мы для табака, Кладя в них письма для Бессмертного Полка, И этих писем детский почерк в первом классе - Культура чтения, Читатель был прекрасен! А в двадцать первом веке - ужас заказухи : На кинокамеру для кинодокумента , Там бьют учительницу - в возрасте старухи! - В России дети, в школе бьют, где кинолента Для исторического крутится момента Свободы всех свобод, чья сила - в духе Потребностей чудовищной разрухи В России, чтобы дети для клиента Потребностей таких, для показухи, Вписались в эту мерзость, в кинопьесу, Где бьют учительницу - в возрасте старухи! - Такой заказ демократическому бесу Необходим, он покупает кинопрессу И все жюри, где кинопремии дают За киноленту, где в России дети бьют Учительницу!..Роскошь - вот какая! - Свободы всех свобод, чья демократия, Россию в бездну русофобскую толкая, Культуры русской деньги русские потратила, - Культуры той, где в первом классе изучая Письмо и чтение, зимой, где холодина, - Любовь к учительнице первой излучая, Мы грели руки, обнимая кружку чая, Где вместо сахара - таблетка сахарина.