На Вятской Земле

Детям войны посвящается    Народу на улице было намного больше обычного. Лёнька удивлялся, почему люди находятся не на работе. Почему все мужики, которые сейчас на фронте, вышли на улицу и приветливо ему улыбаются? Харитон Кузьмич – старый инвалид, получивший глубокую контузию в первую мировую, размахивал своей фуражкой и бойко отплясывал топотуху. Лёнька гордо сидел рядом с отцом, который управлял новеньким СТЗ-3, только что выданным колхозом. Тракторные гусеницы лязгали крепким металлом, а от выхлопной трубы по улице стелился густой черный дым, застилая Лёнькиного закадычного друга Степку...

Я помню, дед…           * * *   Невыносимо болела голова, казалось, тысячи стальных иголок втыкались в нее. Ощущение полной невесомости, полного отсутствия движения. Сдавленные будто мощным прессом лёгкие выдавали наружу только непонятные свисты, а вдыхать приходилось через адскую боль короткими, как всхлипы, скупыми порциями сухого воздуха. Само по себе тело моё было раздуто, как воздушный шар, казалось непослушным, каким-то чужим и непонятным.   - Где я? Что со мной? Убит, ранен? - Мысли поплыли огромным спутанным потоком из раскалённого от боли мозга...

Появился он в наших краях, рассказывали старики, где-то сразу после войны. Пришел в село поздней осенью, когда в полном разгаре шла у крестьян предзимняя пахота. В старом солдатском кителе и в изношенных до дыр кирзовых сапогах. Богатырского роста, чуть ссутуленный, с кудрявой копной русых волос, которые непослушно выбивались из-под военной фуражки. Лицо Ефима было безобразно. Через правую его половину шел страшный лиловый шрам от угла рта до мочки уха. Когда смотришь на него с правой стороны, то кажется, что он улыбается какой-то дикой звериной улыбкой, оскаливая желтые корявые зубы...

Из книги Мои первые охоты  – Она над нами будто издевается, никакого сладу с ней нет.  – Дед, ты не расстраивайся – пожалел я старика, – давай вкруговую обойду, а ты на месте постоишь, может, на тебя налетит.  – Да как же, лешак, налетит, когда мы с тобой его уже битый час по лесу гоняем, а все впустую, хоть бы на дальний выстрел пришелся.  – Ну, давай еще раз попробуем, – не отставал я.  – Ладно, беги, я пока сигарку выкурю, а, может, и в правду окаянный, подлетит, – поддернув изрядно поношенные штаны, отмахнулся дед, – вот тогда-то я ему за все хорошенечко всыплю...

Моему деду, ветерану ВОВ, прекрасному охотнику и просто хорошему и доброму человеку, посвящается.     Под одеялом тепло. Но лишь стоит перевернуться с боку на бок, прохладный воздух лихо проникает внутрь, обвивает тело и на несколько секунд покрывает кожу легкими мурашками. Трещит растопленная печь, разбрасывая пушистое тепло по остывшей за ночь квартире. Бабушка Тая уже встала и звенит на кухне кастрюлями и сковородками. Кот Тимка устроился на шифоньере рядом со стопкой старых журналов, зажмурив глаза и довольно мурлыча...

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ... Из цикла рассказов (Мои первые охоты)   Последние дни отпуска я решил посвятить охоте. Стоял конец сентября, самое, на мой взгляд, лучшее время в году. Уже нет того летнего изнывающего зноя, от которого постоянно хочется спрятаться в прохладное местечко, но и до колких заморозков еще порядочно. Поохотиться я решил у своего старого друга Тимохи, которого не видел уже больше двух лет, с тех пор как последний раз побывал командировкой в тех живописнейших, богатых дичью и рыбой краях...

Из книги - "Мои первые охоты" Дениска очень любил природу. Нет, не так как любят многие мальчишки его возраста, а по-настоящему, взахлеб. Он любил природу на всю глубину своей детской души, а шел ему всего 12-й год. Вот и сегодня, лишь бархатно-нежный солнечный луч июньского солнца пощекотал нос, Дениска, спрыгнув с кровати, наскоро оделся и, выгнав из дровяника черный уралец, помчался на пруд наудить карасиков. Пруд был укутан густым туманом, словно дымом от еловой лапки. То там, то тут на теплой водяной глади расходились маленькие круги, создавая иллюзию дождя...