ЧУДНЫЙ ГОЛОС

Выйдя из кабинета матери-настоятельницы вместе со священником, Карвальо наконец разразился долго сдерживаемым смехом, чем вызвал замешательство своего друга. — Мне смешно оттого, что времена меняются. Теперь даже монахини просят Бога ниспослать им испытание полегче. Человечество вырождается. Послушай, а ты всерьез веришь во все это? — Во что, в религию, в Бога, в монахинь? — Да. — Я не задаюсь этим вопросом. Раньше верил, и с тех пор уже больше двадцати лет я веду себя так, словно верю. Это глубоко личная проблема...

— Вам, Гонсало, мы доверяем, вы сумеете разобраться в этой истории. У нас мало политкомиссаров с такими способностями и на которых можно было бы до такой степени и с полным основанием положиться. Поэтому расследование этого дела поручено вам. В тот же вечер я рассказал обо всем „братьям“, Моцартам. Оказывается, какие-то слухи до них уже дошли, и они говорили, что доказать незапятнанность репутации Республики очень важно. Моцарт-один заверил меня, что они на моей стороне и что я должен до конца разобраться в этом деле, не обращая внимания на местные власти...

— Я же тебе говорил, что тут готовят вкусно. Карвальо прищелкивает языком, пододвигая к себе тарелку с вермишелью. — Тушеная вермишель, не разварившаяся, пальчики оближешь. Надо попросить рецепт, хотя я думаю, что главное тут — кровяная колбаса. — Тебя не проведешь. Монахиня уносит пустые тарелки двух мужчин, единственных, кто сидит за длинным монастырским столом, затем вносит блюдо, от которого исходит такой аромат, что возбуждается даже священник. — Запеченные свиные ножки под чесночным соусом, это объедение, Карвальо, клянусь тебе...

— Я не всегда ем так скромно, иногда хожу в монастырь, где готовят довольно хорошо. — Ага, значит, товарища по героическим временам ты кормишь какой-то рыбешкой, а пируешь с монахинями. — Каждому свое. Гражданская война. Чем дальше читал Карвальо завещание или как там еще назвать записки Гонсало Сеспедеса, тем сильнее он чувствовал: нужно все время помнить — для многих испанцев гражданская война еще не кончилась. Она была жива на этих отредактированных страницах переделанных позже воспоминаний,...

— С тех пор как это случилось, я ни о чем другом думать не могу. А монахини… Монахини, монахини… Только их не хватало. Сыр из картофельных очисток и монахини. — А они что думают? — Эти бедные женщины совсем растерялись. Ничего серьезнее в их жизни не происходило с тех пор, как им сменили облачение и укоротили юбки. Карвальо не без ехидства смотрит на священника. — Клянусь тебе, в первый раз мой клиент — священник. — Я тоже в первый раз с глазу на глаз разговариваю с частным детективом. — Для меня это все равно что пойти на мессу, а я там не был с тысяча девятьсот пятьдесят третьего года...

«… когда же я понял, что рано или поздно мои революционные братья убьют меня?..» Дальше все страницы вырваны, и на лице священника проступает сомнение. — Бискутер, у меня есть приятель священник. — У вас все есть, шеф. — Мы познакомились, когда он еще не был священником. Забавно, но, когда я перебираю в уме людей, которых я знаю или знал, оказывается, их всех можно поделить на две большие группы — красных и карманников. С первыми я подружился в юности, со вторыми меня свела профессия. — А этот священник из каких будет? — Из первых...

— Правда есть правда. — Правда бывает нужной и бывает бесполезной. Я специалист и отвечаю за свои поступки. Без вскрытия я это заключение о смерти не подпишу, но и указывать в отчете о своих подозрениях не стану; просто передам это на совесть судебного врача, пусть каждый занимается своим делом. «А мое дело, в чем оно?» — священник думал, что лучше всего предоставить событиям идти своим чередом, все равно, чему быть, того не миновать. И несколько дней, пока он в монастыре отправлял службы, молебны,...

В столовой звонит колокол — в доме для престарелых начинается жизнь. Сестра Лусия благодарит небо за то, что ей дарована возможность еще один день быть полезной этим старикам, и медленной поступью упоенного счастьем ангела, за спиной которого развеваются крылья, направляется в общую спальню. Монахиня распахивает двери настежь и звонит колокольчиком. — Сеньоры, сеньоры, вставать, умываться и на прогулочку. Хриплые спросонья голоса раздраженных стариков явно не соответствуют ее приподнятому тону. — Черт бы ее задрал! — Пусть сама умывается и идет на прогулочку...

— Дон Гонсало, вам тоже надо в столовую. Старик оборачивается и неприязненно смотрит на нее. — От этого стада никуда не денешься, все делается только по звонку. — По удару колокола, дон Гонсало. Ну давайте же, будьте умницей и пойдемте в столовую. А то потом жалуетесь, что на вас не обращают внимания, а сами такой непослушный и упрямый. — Я не жалуюсь, что на меня не обращают внимания, я жалуюсь на то, что вынужден терпеть общество этих выживших из ума стариков. Меня тошнит от того, что нужно садиться за один стол с этой компанией посредственностей, и уж с этим я ничего не могу поделать...

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ПРИЮТЕ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ (Гражданская война ещё не кончилась) Мануэль Васкес Монтальбан (1939 гр.) — ведущий испанский журналист, автор нескольких публицистических книг, повестей и романов детективного жанра. Повесть «Преступление в приюте для престарелых» вышла в свет в 1987 году. С головой уйдя в свои мысли, старик словно застыл, равнодушный и безучастный ко всему окружающему; он окоченел, но не замечает холода. Снова и снова возвращаясь к давнишней истории, он пристально вглядывается...

– Ну да, – нехотя протянул Эд. – Че так? – Мы же раньше вместе жили. Грызлись постоянно из-за всякой ерунды. В общем, однажды я к нему в заначку залез, он как раз на гараж копил. Намечалась туса в ночном клубе, девки там и все такое, а у меня голяк полный. Бабла не было вообще, отец ни копейки не давал, все жизни учил… Ну я взял, а он, разумеется, потом просек… Алекс цокнул языком, на лице его расплылась дурашливая улыбка: – Елы-палы, так это тогда, когда ты всю тусовку поволок потом в сауну? Еще душ из шампанского устроил бабам? Эд лишь слегка улыбнулся, вспоминая события недавних лет...

– Совершенно верно, у нее первая группа. – А вы являлись нетрудоспособной супругой умершего. – Да, – нерешительно подтвердила вдова, не совсем понимая, куда клонит адвокат. – Открываем Гражданский кодекс, статья 1149, – сказал Артем, начиная листать пухлый сборник. – Она гласит: «…нетрудоспособные дети наследодателя, его нетрудоспособные супруг… а также нетрудоспособные иждивенцы наследодателя… наследуют независимо от содержания завещания не менее половины доли, которая причиталась бы каждому из...