a-tarnovski

– Здравствуйте! Очередной пассажир плюхнулся на заднее сидение и аккуратно, без хлопка, закрыл дверь. Снегу на башмаках нанёс, конечно. Но это ничего, главное – поздоровался. Человек! Коляну почему-то было важно – здоровается пассажир или нет. По этому признаку он отличал людей от животных. – А вы меня не помните? – Молодой человек! – Колян не был стариком, и, тем более, не считал себя таковым. Но после того, как старший сын сначала женился, а потом сделал его дедом, он провёл черту между собой и ровесниками сына, любил подчеркнуть эту разницу в возрасте, из которой – по слухам – должна была следовать и разница в мудрости...

По глади небольшого пруда Сочинского Дендрария, высоко неся на длинной шее клювастую голову, в полном одиночестве плавает пеликан. Крупной птице тесно и скучно в крохотном пруду. В других, больших прудах лебеди, утки, и даже нутрии, но эти пруды в стороне, и пеликан, возможно, даже не знает об их существовании.     А по берегу шныряет котёнок. Котёнку скучно по определению, ибо в его нежном возрасте всё свободное от сна, поиска и приема пищи время нужно посвящать игре, а играть-то и не с кем. Заметив пеликана, котёнок припадает к земле и начинает красться к кромке воды...

Астрид Линдгрен подарила шведам и всему миру замечательного сказочного героя – Карлсона, который живет на крыше – жадного, эгоистичного и бездушного хохмача.     Представим на минутку, что аналогичного «героя» понадобилось воссоздать в российских реалиях. Прежде всего – имя. Карлсон по смыслу – не столько имя, сколько отчество, по-нашему будет как бы Карлович. Это не годится. Надо родное, привычное, например, Петрович. Итак, Петрович, который живет на крыше. Тоже не годится. Россия страна холодная, на крыше долго не проживёшь...

В мешке перекатывалась последняя коробка с подарком. «Юра Лунёв, 5 лет» прочёл Илья в телефоне и надавил на звонок. За дверью слышны были громкие голоса, перебранка, но никто не подходил. Илья позвонил ещё раз и стал от нетерпения дёргать бороду. «Праздничный скандал. План годовой выполняют. Не моё дело. Закончить поскорее и к Юльке. Как она там, Снегурочка моя?» – вертелось в голове. Илья оттянул бороду, но тут щёлкнул замок, и дверь отворилась. На него глядела худенькая женщина со злым выражением на покрытом красными пятнами лице и удивлённый глазастый мальчуган, очевидно, тот самый Юра...

Сергей умирал, и это было неправильно. Он знал, что за гробом его ждёт жизнь вечная, и не боялся смерти, но она подошла так близко и так не вовремя.     «Почему сейчас? – думал он. – Когда не нарадовался внукам, не дождался правнуков?     Когда вот-вот выйдет из типографии учебник, а следом – монография, плод многолетнего труда? Неужели не подержу в руках, не перелистаю, не подпишу в подарок?     Когда по всей стране работают ученики – кандидаты, доктора, большие начальники? Неужели не выпущу новых...

С утра понедельника зарядил дождь, и Зинка на дачу не поехала. А когда приехала утром во вторник, то в капустном ряду не хватало крайнего кочана. Похититель постарался скрыть следы преступления – закидал ямку и даже натыкал в землю надёрганной из другого места травы, но Зинку разве проведёшь! Деревенским намётанным глазом она сразу заметила пропажу. На мокрой после дождя земле остались большие ребристые следы, которые вели почему-то не к калитке, а за дом, к компостной куче. Там под пожухлой травой и ботвой Зинка нашла верхние грубые капустные листы...

Ничто, как говорится, не предвещало беды. Со всякими такими предчувствиями, знаками и прочими внутренними голосами у Коляна были сложные отношения. Он в них безусловно верил и регулярно убеждался, что они реально существуют и оставляют в его непутёвой голове следы своего пребывания. И он эти следы регулярно же и находил, но всегда задним числом, когда всё плохое уже случилось. Оглядываясь назад, в недавнее прошлое, Колян всегда мог точно сказать, когда именно его посетило тревожное предчувствие, привиделся недобрый знак или неясный внутренний голос нашептал неблагоприятный прогноз...

– Стулья у вас неудобные – просто жуть! У меня уже спина болит и задница вся в гармошку. – Женька положил карандаш, поднял руки и потянулся, ёрзая спиной из стороны в сторону. – Говорил же, пойдём ко мне. Вот уже третий час они с Витькой продирались через Женькин задачник. Женька не жалел, что рассказал другу про этот сборник задач повышенной трудности. Теперь они вместе готовились ко вступительным на прикладную математику, шло соревнование. Женьке и интересно и лестно было решить раньше Витьки, а потом всё ему объяснять...

(Первый этаж) – Лёш! Проснись! – А? Что? – Да проснись же! Сделай что-нибудь! – Что что-нибудь? Мы уже всё сделали. Ты ещё хочешь? – Засунь свои шуточки знаешь куда! Достал уже со своим сексом. Ни о чём другом не можешь думать. – О чём я должен думать в час ночи в постели с красивой женщиной? О работе? О спорте? – О том, чтобы красивая женщина могла хоть немного поспать. – Спи, кто тебе не даёт. Я вот спал, пока ты не разбудила. Что не так? – А ты не слышишь? – Что? – Капает. – В ванной? – В ванной не капает...

Выезд на мост – это была вечная пробка. Пробка-памятник, пробка-монумент. С трёх сторон съезжались желающие перебраться на другой берег,  и упирались в две полосы, одна из которых пребывала в бесконечном ремонте. «Здесь вам не автобан, здесь вам пробан» – отвечал Колян на вопросы пассажиров – отчего так медленно. Машина продвинулась на очередные пять метров и стала колом. Пассажир на заднем сидении заёрзал, засопел, закряхтел, чуть ли не застонал, и наконец робко выдавил: – Мы не опоздаем? – Через тридцать две минуты будем в порту...

Фима в отделе считался красавчиком. И форма милицейская ему шла, даже обычная, повседневная, в которой на дежурство выходил. А когда парадную надевал, тут уж у всех девчонок, кто видел, коленки слабели и голова сладко кружилась. Невысокий, но стройный, ладный, портупеей перетянутый, с кобурой на боку, в милицейской новенькой фуражке. А как снимет фуражку, то под ней кудри чёрные волнами, как на море, одна на другую набегает, будто выплеснуться хотят. А под ними – глаза. Ну где он глаза такие взял! Карие, добрые, вечно как будто смеющиеся, и от этого будто лучики вокруг...

Пёс наш заболел, и мы с женой повели его в ветеринарную клинику. «Лечиться!» – эту команду он хорошо знал. Она означала, что будет немного больно и очень, очень страшно, но надо терпеть, лучше всего – спрятаться под стол, а если нельзя под стол, то хотя бы закрыть лапами глаза. В тесном и холодном, по зимнему времени, зальчике кроме нас ожидали приёма ещё две собаки: небольшой шотландский сеттер – сука и внушительных размеров ротвейлер – кобель. Было ещё несколько сумок с кошками, головы которых...