Елена Тверитина

Митрополит Антоний Сурожский говорил, что великий художник способен посмотреть на человека, изобразить его таким, какой он есть, и помочь смотрящему увидеть в нём того, кем он был задуман самой жизнью. К примеру, посмотрев на изображение старухи, мы можем познакомиться с прекрасной девушкой, заточенной в дряхлое тело и осознать, что существо это никуда не пропало. Оно все еще живо, и соприкасаемся мы в данный момент именно с ним. Ведь «не рождалось еще на свете девушки, которая в сердце своем стала бы старше восемнадцати, что бы ни сделало с ней беспощадное время»...

Тебе сегодня несладко. За окном прохладно и пасмурно. Пришла осень. На кухне закипает чайник, напоминая, что скоро бежать на работу. Торопливо выпиваешь утренний кофе, который когда-то смаковала, и неожиданно понимаешь, что он стал безвкусным. Только тебе некогда думать об этом. Сумка на плечо, в уши - наушники, чтобы заглушить тревожные мысли. А дальше - работа, не потому, что хочешь, а потому, что так нужно. Хочется остановиться, почувствовать, что живешь и в жизни твоей и тебе самой есть смысл...

Однажды наступил момент, когда я больше не видела смысла. Каждое утро я просыпалась потому, что должно, а не потому, что хочу, выходила из дома потому, что так надо, а не потому, что это имело для меня хоть какое-то значение. Я смотрела на мир и не видела ничего кроме пустоты и хаоса из бессвязных деталей, с которыми не находила ничего общего. Мир казался чужим и болезненно отстраненным. Я смотрела на себя в зеркало и видела ту же пустоту, чувствовала ту же отстраненность. Я – разбитая шкатулка,...

Интересно. Наблюдать, как неожиданно ты вновь провалился в чувства и ощущения, которые испытывал, в какой-то далёкой, другой жизни (так теперь тебе кажется). Вдруг понимать и видеть: вот они - твои раны - еще рядом, всегда с тобой и навсегда с тобой останутся. Глубокие раны не исчезают, они шрамами замирают в душе, темными колодцами прячутся в памяти, а тебе остается лишь вовремя замечать, когда ты набрел на них, оказался совсем близко к очередному колодцу. Вовремя включать холодного наблюдателя, заботливого взрослого, теплого и нежного наставника, который теперь есть в тебе...

Недавно в одном из разговоров о Плейбэк Театре мой собеседник страстно доказывал, что «Плейбэк – не про искусство». На мгновение мне стало не по себе, я остро ощутила, как внутри меня что-то сжалось, запротестовало. Хотелось засыпать человека аргументами против, вступить в спор. Но я остановилась. Не желая навязывать свою реальность, для начала решила разобраться в том, что задело меня в этих словах, и насколько моя реакция была оправданной. Плейбэк для меня всегда был шире того, что я привыкла...

Перевод мой, источник: "Jonathan Fox, Jo Salas. Personal Stories in Public Spaces: Essays on Playback Theatre by Its Founders" (эссе Джо Салас "Что значит "хороший" Плейбэк Театр?", 1999г.) Плейбэк – театр не потому, что мы его так назвали, но потому, что он выполняет самое главное назначение театра – проявлять человеческий опыт, отыгрывая его на сцене в очищенном виде, воплощать нарратив и смыслы в сценическом времени и пространстве. Более того, то, что мы делаем в Плейбэк театре – это интерактивный социальный процесс, цель которого – служить зрителю...

Я помню период когда боли внутри стало "слишком". Дни я проводила в полуобморочном состоянии, с утра накачивая себя до забытья, когда пропадают все чувства: лишь бы выжить и лишь бы никто не увидел, как боль буквально разъедает меня изнутри. Ночи - бессонница, панический, животный страх, от которого немеет все тело. Я просыпалась, залпом выпивала несколько чашек кофе, выкуривала несколько сигарет, надевала улыбку и "радостная летела" на работу. А вечером в одиночестве задыхалась от беспомощности, безысходности и стыда, за то, что со мной происходит...

Кому я расскажу? Кому я расскажу? Кто меня будет слушать? Кто найдёт место в душе для моих слов? Кто оставит место для слов, вырывающихся быстрой мелкой дробью, и для слов, спотыкающихся, неуверенных, что им будут рады? Оставишь для меня это место? Удержишься от вопросов, суждений и предположений? Дождешься правды, спрятанной за моими горем, страхом, гневом, болью? Просто оставишь для меня это место в своей душе? Эти стихи прочитала в "Книге прощения" лауреата Нобелевской премии мира, архиепископа Десмонда Туту и его дочери Мпхо Туту...

Перевод мой, источник: "Jonathan Fox, Jo Salas. Personal Stories in Public Spaces: Essays on Playback Theatre by Its Founders" (эссе Джо Салас, 1981г.) Плейбэк Театр – это форма театра, где жизненные истории и переживания людей, добровольно рассказанные зрителями, становятся театральными зарисовками, которые актёры создают в моменте. Кто-то однажды назвал его «театром пещерного человека», имея в виду, что все его сегодняшние варианты происходят от древнего человеческого импульса - желания общаться,...

Место, где тебя всегда хотят слушать Трудно делиться своими чувствами и переживаниями, особенно если видишь, что тебя слушают вполуха или даже хуже того – делают вид, что слушают, улыбаясь, кивая, но мысленно и чувственно не с тобой. Я всегда это ощущаю, и внутри срабатывает «стоп - я не хочу продолжать». Мне хочется быть в сонастройке с другим. И Плейбэк во многом для меня именно про это. Вот только здесь я поймала себя на парадоксе – нашла то, что так долго искала, но взять не могу. Уже несколько...

Перевод мой, источник: "Jonathan Fox, Jo Salas. Personal Stories in Public Spaces: Essays on Playback Theatre by Its Founders" Плейбэк обещает, что мы – команда перформеров – будем слушать твою историю, и направим все свои силы на то, чтобы услышать и воплотить самые важные её смыслы. Для нас имело большое значение то, как мы слушали. Было важно слушать с полным вниманием и сочувствием к каждому рассказчику. Без этого мы не могли разыграть историю так, чтобы сохранить и передать её подлинный смысл...

Иногда застреваешь в негативе, словно в трясине. И тогда невозможно понять, что тебя уже засосало по плечи, а тем более невозможно самому найти выход. В самокопании можно дойти до того, что весь мир для тебя сожмётся, станет этой трясиной. Пропадает воля, вера, понимание куда дальше. Хочется кричать: " Пожалуйста, помогите! Я больше так не могу!". И тогда другой, протянувший руку к тебе, дрожащей от бессилия и страха, становится буквально последней надеждой на то, что ты выкарабкаешься. Что останешься жить...