Бронзовое кольцо

К сожалению, я заболела, поэтому публикации сегодня не будет. Приношу свои извинения, очень жаль, что подвела вас. Всем желаю крепкого здоровья, душевного равновесия и позитивных мыслей. Тёплая осень закончилась, берегите себя...

Внучка ведьмака. Глава 22. Начало Глава 1. Краткое содержание предыдущих глав. Никита и Света живут в деревне с дочерью Надей. Свету мать выставила на улицу в 18 лет, и она переехала в деревню, где остался дом от бабушки. Там она узнала, что её дед слыл ведьмаком за умение врачевать. Наде тоже передались кое-какие способности. Вскоре в деревне появился дед Семён, якобы отец Никиты. Он уговаривает Свету не мешать общению с внучкой и даёт понять, что знает о способностях Нади. Семёна местные побаиваются, потому что он многое знает о животных и лечит их...

Люба шла по деревне, высоко подняв голову. По улице бежали козы с козлятами, высоко поднимая свои острые копытца. К ним добавлялись грязно-серые овечки с застрявшими в шерсти репьями, потрясывая кургузыми хвостами в такт мелким торопливым шажкам. Увесистая сумка оттягивала руку вниз. Хотелось закинуть её за спину, как школьный рюкзак. Вместо этого молодая женщины подняла округлый подбородок ещё выше и прибавила шаг. Она дошла до конца улицы и остановилась около крыльца с висевшим под крышей старым фонарём...

Люба шла по деревне не спеша. Сдают ли где комнату переночевать, она не знала. Не знала женщина, будет ли сегодня автобус до города. После бессонной ночи голова была как в тумане. Уши будто туго набили ватой, и звуки деревенского утра плохо проникали в её сознание. Дышалось трудно. В горле саднило от желания кричать, выплеснуть в это влажное равнодушное утро своё горе. Что осталось от прожитых с мужем лет? Горечь, и больше ничего. Загулял её ненаглядный, с какой-то деревенской бабой так загулял, что ночевать домой не явился...

«Любит, - подумал парень. - Она всё ещё меня любит!» - готов был возликовать Димка. - Нет, - повторила Люба. - Это я ухожу. Она налила из чайника полкружки воды, выпила маленькими глотками, вытерла губы тыльной стороной ладони. Повернулась к окну. Усмехнулась, увидев чёрный угловатый силуэт внедорожника. Сполоснула лицо, и вышла из кухни, не утираясь. Димка смотрел на выпуклые капли, которые не могли удержаться на прекрасном лице жены. Смотрел, как медленно сползают они вниз по белой коже, заменяя невыплаканные слёзы...

Света делал всё так, как говорил пожилой доктор. Такое воспаление случилось с дочерью в первый раз. Бывали сильные головные боли, из-за которых Надю могло вырвать. Потом наступало бессилие, бледность несколько дней не сходила с её лица. Сама же девочка слабо улыбалась, успокаивая родителей: - Всё хорошо, мне полегчало, - ресницы дрожали, делая ещё более синими глубокие тени под глазами. После поездки в район Надя лежала в постели. Мать не разрешала ей вставать без надобности, принося то тёплый чай, то компот...

Семён работал на конюшне много. Приходил чуть свет, а когда уходил - никто и не видел. Но когда появлялись другие работники, стойла были уже вычищены, корм роздан лошадкам. Молчаливый, он никогда не выпячивал свои знания. Но, случись какой лошади или коню приболеть, Семёну стоили войти в стойло, обойти вокруг заболевшего животного, как он тут же говорил, зуб это, копыто, или ещё что. Директор «Заречного» и по совместительству хозяин конюшни, Алексей Александрович, приглядывался к новому работнику долго...

В этот вечер Света и Никита не разговаривали. Они занимались обычными домашними делами, задевая друг друга время от времени, но избегая посмотреть в лица. Надя, чувствуя напряжение, возникшее между родителями, сидела в своей комнате, рисуя на куске большого картона луну над страшно чернеющим лесом. Тени, размытые, льнущие к земле и деревьям, виднелись на пустой опушке. - Что это, доченька? - спросила её Света. - Не знала, что тебе нравятся тёмные цвета. - Это наш лес, мама, - Надя повернулась к матери, а затем посмотрела на качнувшуюся от дуновения холодного сквозняка, штору...

- Раз ты закончила, пойдём домой, - сказал Никита. Все серьёзные разговоры, как повелось с первых дней совместной жизни, проходили на кухне, около печи, негласно признанной сердцем дома. Ещё до того, как муж начал разговор, Света почувствовала облегчение: дурное предчувствие, мучившее её уже несколько недель, вот-вот разрешиться. И не будет она больше просыпаться по ночам в холодном поту, прислушиваясь к шуму деревьев за околицей, к тревожному завыванию собак по всей деревне. - Такое дело, Света...

Серые тучи ползли над деревней, мстительно бросаясь холодным дождём. Капли были длинными и тяжёлыми, врезались в пустую огородную землю с размаху, с тугим плюханьем. Сползали по стёклам домов, пытаясь смыть воспоминания о летнем солнце, о тёплом ласковом ливне и цветной радуге. Поздняя осень шептала о наступлении зимы, пугала, недобро раздувая в разные стороны серый дым, поднимающийся от домашних белобоких печей. Надя  с Генкой гуляли с самого утра. Лужи на просёлочной дороге ещё были покрыты тонким, как старые ёлочные игрушках, ледком...

Жизнь в глубинке течёт, как неторопливая речка. Изредка плеснётся мелкая рыбёшка, оставив после себя расходящиеся по водной глади круги. То, ни того, ни с сего, скатится годами висевший над обрывам валун. И опять тишина, покой. Только длинные травы около берега молчаливо колышутся, повторяя аккорды неспешного течения. Так и в деревне. Кто-то женился, кто-то родился. У кого-то корова отелилась, у кого-то курица пропала. И снова всё затихло, и каждый человек проживает свою скромную жизнь у всех на виду...

Друг маленькой Надюшки, огненно-рыжий Генка, напуганный немецкой овчаркой, стал сильно заикаться. От смущения и беспомощности он бледнел, не в силах выговорить ни слова. Его глаза закрывались, веки дрожали, рот открывался, как у выброшенной на берег огромной слабеющей рыбы. Девочка спокойно брала его за руку, накрывала другой маленькой ладошкой, и слегка поглаживала. - Не торопись, - медленно говорила она. - Я никуда  не тороплюсь, и ты никуда не торопись, - приговаривала она, поглядывая на длинноветкую берёзу...