Мысли вслух

*** Город мой немыслимый, усни со мной... В барельефах истина, за стеной Суета дневная сыплет мыслями, Отпусти ты их... Спи, мой новый мир, Древний, раненый, серобудний, правильный... Все ключи в замках, секунды капают. В лампах фонарей блики сумрака. Мир теней на островах, в тишине Шелестит тебе Нева: "Спи во мне..."

Это было летом, в Петербурге. Помню тогда снимали мы с котом комнату на Гражданке. Хорошая была комната, светлая, тихая, в бывшем общежитии Советских времен. Парочка мы та еще, но тихие и чистоплотные, так что, как соседи очень даже удобные. Жила в том общежитии (уже много лет жила) женщина. Про таких говорят, что-то в духе «злющая грымза, омерзительная старуха, гаргона и т.п.». Хотя была она совсем не старуха, на вид лет пятидесяти, сказать трудно, так как лицо ее искажала маска высокомерной ненависти ко всему окружающему миру. Я не в первый раз видела такой тип женщин и знала, что эту маску она носит неспроста. Может обидел кто, может от одиночества, может… ну всякое в жизни бывает, поэтому отнеслась к ней максимально снисходительно и даже попыталась завязать нормальные отношения (хотя бы здороваться в коридоре). Кот мой гулёна знатный, стоило забыть закрыть дверь и усатый стремился в путешествие по неизведанной территории. Больше всего его почему-то привлекала открытая дверь соседки. Туда он заходил не единожды, однако, соседка, демонстрируя полное равнодушие, даже не пыталась его выгнать. Однажды, она пила чай у открытой двери, а животное зашло в ее комнату и растянулось на пороге, чего с ним никогда не бывало на чужой территории. В этой ситуации странным мне показалось то, что соседка, видя, что к ней пришёл кот, видя меня с веником у двери не шевельнулась! То есть реакции на происходящее вообще никакой не выдала! Безуспешно пытаясь вразумить кота веником, я попросила женщину выгнать его. Тогда она прямо-таки соскочила с места, кот, естественно испугался, сиганул домой, а дама проворчала: «Не люблю кошек». «А кого вы любите» в сердцах прошептала я, осеклась и закрыла двери, с надеждой, что меня не услышали. Весь вечер нет-нет крутилась в голове мысль о соседке, что же с ней такое, почему она одна, почему такая злющая, почему такая, каменная, застывшая что ли… потом как-то забылось. Я, как и все привыкла к ее маске и периодическому ворчанию на бытовые темы. Но как-то раз, уже съезжая из комнаты, я случайно разговорилась о нашей даме с хозяйкой моего бывшего жилища. Она спросила меня, не из-за соседки ли я съезжаю, на что я ответила отрицательно, а она поведала мне историю, которая лишь подтвердила мои выводы. Случилась с моей соседкой жизнь, в которой было много предательства, ненависти и лжи. Была у неё семья, но с мужем они развелись, дети выросли и внуков к ней не водят, зная про сложный мамин характер. На работе приходилось ей выкручиваться постоянно, чтобы не обидели, не побили. Вот и осталась она на старости лет совсем одна, озлобленная, нервная, противоречивая, ненавидящая всех и вся. Я не видела человека, которого бы не предавали ни разу, или не обижали, все мы травмированы, каждый по-своему. Травматичный опыт, он по тому и травматичный, что ум застревает там. Теперь все наши, даже малейшие поступки и выводы о других и об огромном, многообразном мире проходят как бы с оглядкой на этот опыт. Такой опыт словно заставляет нас надеть очки с одноцветными стёклами, сквозь которые мы смотрим всю последующую жизнь. В одноцветном, словно застывшем мире жить скучно и противно, но, теша себя иллюзией о праведности своего гнева, мы остаёмся в каменной бытности собственного сочинения, теряя даже смутные воспоминания о настоящей, цветной реальности. Но что нам стоит снять эти очки? Их оправа уже давно мала, стекла потрескались, и чувство, что с этим миром что-то не так дошло до предела. Что нам стоит их снять? Ведь за пыльными одноцветными стёклами открывается радужный мир, который всегда здесь, такой, какой есть единый, неделимый, относительный и потому всегда справедливый мир, который, как огромный торт ждёт, когда его попробуют на вкус! Вот, и я, пожалуй, пойду и чмокну свою линяющую животинку в усатую мокрую морду.

Самое начало весны. Первый теплый апрельский день. Дамы в новых причёсках, разнузданная молодёжь в ярких кедах, детвора, шумная, нелепая, всё красочно и шумно, а воздух пропитан загадочным томлением на голубом фоне неба. Лужа… Эта лужа всегда здесь, город, закатанный в асфальт и камень создаёт такие вот перманентные лужи. Дождь или капель и лужа на месте. Голубь в луже, очень очень старый голубь. Вода лужи скрыла его лапки по самые перья и он с какой-то страстью, с невероятным вкусом и сознательностью пьёт воду из лужи. Каждая капля мутной воды очень вкусна для него. Эта весна, как и любая из тех, что он прожил тоже вкусна и по-особенному привлекательна. Он всегда знал, что нет ничего кроме сейчас. Нет ни прошлого, ни будущего – это лишь тени и только люди умеют помнить о них, голубю это не дано. Большую часть своей жизни он провёл недалеко от этой лужи. Здесь неподалёку, в лютый мороз он собирал рябину в снегу, здесь он плескался со своими братьями и сёстрами молодой, с блестящими, переливчатыми перьями и здесь он встретил свою любовь, он танцевал перед ней, как мог и она ответила ему, потом они вместе растили птенцов, он называл её своею голубкою, каждое мгновение посвящая любви и жизни, он просто был, был частью огромного, сияющего мира, всего лишь маленьким пикселем на большом экране, который, однако изо всех сил старался светить и не меркнуть, чтобы не портить общую картину. Эта вода, она такая вкусная, он сделал глоток и прокатил его по своему горлу, ммм… вкусно. И солнце вторило ему вкусно… и небо – вкусно… вкусно… Чудесный голубь… Спустя несколько минут того весеннего дня, он нашёл свой покой под старым автомобилем, он погас и стал ничем, растворившись в буйстве весеннего гогота и расцвета новой жизни. Просто пришло его время… Но как же было вкусно!