SiberianDick

Метельный вечер января, хрустящий снег из-за мороза, и желтый свет от фонаря в окне автобуса. Дороже зимы воспоминаний нет прошедшей далеко, недавно. Ах да, ласкающий, тот свет напоминал весну, так славно скользил по лику, согревая сим электрическим теплом, словно о марте воспевая. День завершая февралем. Автобус тронулся, дорога, метели сильный снегопад. Уставшие совсем немного глаза встречали сонный взгляд. Они не знали, что однажды пойдут по разным берегам, сегодня же влюблен был каждый, пусть данного не сознавал. Дорога долгая дотуда, метель, не видно ни черта, снежинок хрупенькие блюда плясали танго до утра. Свинцом он, наливая веки, казалось, заставлял уснуть, и, находясь в блаженной неге, в очах бездонных утонуть, Прильнуть к губам, налитым кровью и замереть там на века, да, называли то любовью, пока валяли дурака. Часа четыре продолжался сумбурный, робкий разговор, случайно каждый показался приятным, вызвав даже спор. На полпути в селе Болотном, чтобы случайно не уснуть купили кофе терпкий, плотный. Вновь разговоры, долгий путь. Добравшись ночью до вокзала, устали. Каждый по делам своим направился. Так мало, так много говорили. Дам свой номер. Может на свиданье? Температура, не могу. Неделя, месяц ожиданья. Увиделись на берегу Ушайки. Инеем покрыты локоны и мороз жжет нос, немного чая, чтоб сердитый от кожи отступил мороз. Щеки краснели от стесненья, но свои взгляды не скрывали, снялось бурбоном напряженье, и за руки друг друга взяли. В сей миг в сознании, даже глупо, возник лик юной дочери, у нее будут твои губы. Мне, голубые очи хочется Весь мир как будто кувыркнулся и стал стоять на голове, уснул и больше не проснулся, томимый нежностью в душе, что вызывала вожделенье, сумбур, улыбку на лице. Так вот что значит наслаждение, в апофеозе, во венце. Не знали, совершится ль встреча очередная? Никогда? Но вот в один холодный вечер они увиделись, о да, спустя недель, наверно, пару уже в промозглом и большом Сибирском городе. И ужин, и в этот раз, для них вдвоем. Вино и свечи, горгонзола, она уставшая пила под чье-то плачущее соло, и словно счастлива была. После прогулки, усталая, немного разморив, вино заставило прилечь. С бокалами они расположились за кино. Немного страсти, ласки тела, Прикосновенья сочных губ, Сознанье в космос улетело Против движенья водосточных труб. Так длилось долгие недели, всё постоянные поездки и серенады, и не ели, еда для них казалась пресной. Квартиры, сотни километров, радости встреч, прощаний слезы и снова встречи, встречи, встречи, а между — друг о друге грезы. Бывало ссорились. Нечасто. Они всегда же с полуслова. И в их характерах контраста не наблюдалося такого. Была прекрасна тёпла осень словно один кусочек солнца упал на земь, где листьев гроздья. И невзначай к плечу прижмется. Власа соломы цвета яркой в лучах сияющие летом сквозь крон берез опавших жарко светили в голубое небо. Бродили по лесу, сидели с края обрыва свесив ноги, мурлыкая, о чем-то пели, чуть-чуть уставшие в дороге. Веранда. Ночь. Бокал вина И теплый ливень за порогом. Потанцевать! Я влюблена! Промокла. Обогрей немного? Все без остатка и стыда они впитали друг от друга, и взявшись, руки никогда не разжимали, словно мука остаться без прикосновенья, но горы разделили грубо, поля и реки. Приключенья все завершили очень глупо. Несколько тысяч километров, года разлук, эмоций стужа, чувств уносящиеся ветры на части разорвали души. Казалось бы, собрать осколки, но клей вчера с продажи сняли. Счастье не может длиться долго, и хватит сил ему едва ли. Вот так они жили довольно с конца января, она безумно любила его, и он безумно, но зря.

Исконно русскою душою Монах молился чудесам, Он православным был и вскоре Начал обкрадывать свой храм. Топор. Зачем? Лежал тот плохо И дома дров бы поколоть. Курей? А вдруг при храме сдохнут? К зиме же можно заколоть. Метлу? Ну, скоро осень, листья, Ограду надо б подмести. А ручку? Чтоб писать вам письма, Чтоб вашу душу к богу привести. Мешок свечей? И как же, право Во тьме мне библию читать? Донат от прихожан? Сохранней. На колокол насобирать. Исконно русскою душою, Захлопнув Мазерати дверь, Умчался, движимый верою, Со словом: «Только в бога верь!»

Я всегда писал в одиночестве, в одиночестве вы читали своем, как из сказки из детства пророчество, а мечтали, кажись, об ином. О баталиях страшных, сражениях, о любви, о балладах, пирах, даже не возникало сомнения в приключениях будущих, ах, как казалося все сладко-радостно, в ожидании принцев и войн, как случилось не очень все радостно, утонул очень пьяным последний герой. Так открыли страницы журнальные, пару строк в тишине перед сном, но опять спиногрызы скандальные развопились от голода днём. Я всегда вам писал в одиночестве, в одиночестве вы читали своем, как в дурацком советском пророчестве. Прочитать. Пару строк. Перед сном.

Замела нас снегами колючая вьюга Мы ходили под парусом друг без друга, Потерявши компасы, секстант утопили, Без воды две недели солёную пили. Без еды и надежды, без солнца и ветра Мы плутали годами бессонными где-то. Нити вешней судьбы соплелись в паутине И протухли запутавшись в болотной тине. Треугольник бермудский враждебной вселенной Исказил навсегда понимание бренной. Так напалмом расплавили души. Бывает. Мы не знали как кончится это. Мы знали.

Я одинок даже в самой веселой компании, Порой улыбаюсь в ответ рефлекторно. У меня не бывает атак панических, И не смотрю на ночь глядя душевное порно. А вам вот только б узнать как дела мои, Но для чего, я не столь интересен, Вон ходят люди в обнимку с бабами, Иди ка к ним, не мешай, будь чудесен. Но нет же, надо поднять настроение (Эх, да горите в аду, люди добрые), И раз за разом стальное терпение Очередные на прочность пробуют. Я рядом с вами не ради радости, Не для эмоций, чувств, наслаждения, Я жру в сторонке рассказов сладости, Всех ваших жизней хитросплетения.

Пора собираться в дорогу, Вновь увезет проезд скорый Подальше от этого смога В уральский город суровый. Где горы стоят исполинами, И сопки-ежи иглами елей Покрыты меж реками длинными, В реках косяки карасей. Там пашен краснеет сырая земля, От старости заржавела, Огроменные кедры, широки поля, И лето по крыше нам дождиком пело О том, как однажды они далеко, Находясь друг от друга, Смотрели по Скайпу смешное кино И говорили. Хоть было все туго. Часы разговоров слагалися в годы, О счастии позабыли. С небес прибывала плохая погода, Плевать, по течению плыли. Течение воронками в омут Тянуло любые надежды, Но верили, что не утонут. Какими наивными были прежде Два дурака, распластавшие время, Втоптавшие его в землю, Застрявшие в сливочном креме, Лишь прожитой жизни внемля. Закончилась жизнь зимою, Пришло долгожданное лето, Закончились мы с тобою. Пора прощаться со светом. Вскрыть вены, забрызгать все кровью И утонуть в туалете, Заразиться бы корью И задохнуться на третьем куплете.

Знакомые незнакомцы. Давеча забавная ситуация, Незнакомых знакомых людей Повстречал. Прям таки девиация В сумасшествии жизни моей. Оказалась весьма интересна, Прогулялись, чтоб поговорить, Человечек душевно прелестный, Подшофе, но решил — хватит пить. Так прошли часа три или дольше. По асфальту, на лавке, болтать О погоде, о детстве, о Польше. Срезали, заблудились, плевать. Каково же оно — удивление, Когда заново познакомились. Сумасшествия отклонения В это утро безумно ускорились.

Касаясь шеи лебединой, Ласкали кожу нежно-нежно Лучи, по талии изгибам Блуждали нагло и небрежно. Не нарисованная кем-то Не вырублена из гранита, А рождена самой вселенной Украсить мир сей, Афродита. И непосредственно, по детски, Плескаясь на краю земли, Смеялась звонким счастья смехом, Махая кораблям вдали. Песок сквозь пальчики горячий Струился на земь по ветру, Колени задевая взглядом И пробегался по бедру, Краснея от греховных мыслей, Старался поскорей укрыться, Смешавшись с каждою пещинкой, Чтоб никуда не торопиться, И упиваться сим моментом До наступления новой встречи С зелёной феей (под абсентом) В какой-нибудь июльский вечер.

Сумбурные мысли роятся, Уехать подальше на север И никогда сюда не возвращаться, Замёрзнуть в холодной постели. Наедине сам с собою По горло ползти по сугробам, Которые белой войною Идут по заснеженным тропам. Грудину руками порвавши, Выковырять свое сердце, И к высшим силам воззвавши, Бросить волкам через дверцу. Затуманенным взглядом В крови запёкшейся руки Латаю ребра шпагатом Под плоти рвущейся звуки.

Добро и зло в одной личине Томились тихо щекоча Друг другу тощенькие спины И над собою хохоча. Добро считало, что во благо Цистерну лжи оно везёт, А зло кругом твердило правду, Считая пусть вам не везёт. Но наебнулась вся система, Добро осталось за углом, А зло, что правдою кипело, Осталось преданным плечом.

Ебано чувство алкоголя, Но без него уже не жить, Хотелось выбраться на волю, Хотя, пожалуй, лучше пить. Туман в сознании отвлекает От будничных проблем, Мечты, надежды быстро тают, И потому я водку ем. Жуя, глотая, морщась, пить, Бегут вагоно-километры, Бутылки пробку открутить, В окно, смотря на встречу ветру. И вот очередной вокзал, Беляш и сигарета, Пусть лучшей жизни ты не знал, Остановись на этом. Но никогда вокруг темно От скотского похмелья, И кто-то вновь не смыл говно, Так кончилось веселье.

К мамам Однажды кто-нибудь скажет: «Я очень тебя люблю», — А я отвечу: «Пошла ты нахуй», — И водки со спрайтом налью. Такие вещи, наверное мама Искренне может сказать, Хотя и мама бывает бывает упряма, Порой даже злится. Ну ёб твою мать. Но все же она не предаст на рассвете, Не бросит перед алтарем, Похоже, что чем-то ей дороги дети, Хоть нет их давно с ней вдвоем. И вот у нее заболели ноги, Готовится умирать, Как только зашли к ней в гости с дороги. Мама, ну ёб твою мать! Накормит потом, обогреет, Порой, может быть приютит, И на дорожку присядет, и млеет, Всегда беспокоится, бдит. Горестно и одиноко, Но видимо ближе уже Ни человека не будет. Грога! Согрейте меня в душе.