Жить вкусно

То ли солнышко стало пригревать, то ли Марья с Анной сильно постарались, то ли пришла пора идти на поправку, но через месяц Роман себя чувствовал значительно лучше. Он выходил на улицу и с палочкой прогуливался по деревне. А как подсохла дорога через мост к правлению, отправился туда. Гаврила Никитич оказался на месте. Увидев Романа на ногах, председатель обрадовался. Председатель поднялся ему навстречу, пододвинул стул поближе. Мужчины разговорились. Роман рассказал о своей хвори, а председатель жаловался, что не хватает ему людей, как воздуха...

Только смеркаться начало, улеглись спать. Роман с дороги, устал, чай. Пусть выспится хорошенько. Анна на печи, как всегда, Роман с Марьей на своей кровати. Раньше то все кто-нибудь из ребятишек с ними спал. А теперь вот вдвоем. Выспаться в ту ночь ни Роману, не Марье не пришлось. Оба удивлялись. Вон как соскучились друг без друга, по молодости такого с ними не случалось. А тут даже Марья всю осторожность потеряла. Даже не прислушивалась, как там Анна спит, ровно ли дышит. Может только притворяется...

Брат с сестрой увлеклись работой. Они даже не заметили, что сумерки опустились на землю. Только когда Нина начала возмущаться, что она не видит уже картошку, Саня отступился от работы. Он отпустил сестру домой, сам принялся перетаскивать мешки с картошкой. Надо прибрать сразу, пока сухо и нет дождя. Довольный, что хорошо поработал, зашел в избу. - Чё то матери сегодня долго нету. Совсем заработались видно- вроде как сама с собой проговорила Анна. А Марья вроде только и ждала эти слова. Почти сразу послышались ее шаги на крыльце, распахнулась дверь...

Продолжалось первое военное лето. Жизнь в деревне изменилась. Один за другим уходили здоровые, сильные мужики на войну. В Лисе, как и в других деревнях, бабы стали основной рабочей силой в колхозе. И работать теперь приходилось подольше, и никаких воскресений, и никаких поблажек. Плохо ли, хорошо ли, сенокос поставили. Вывезти сено только все не успели. Жатва подошла. Остались стоять стога на лугах. Теперь уж до зимы, до санного пути. Деревенским бабам к работе не привыкать. Раньше на себя так пластались, с утра до ночи, теперь на колхоз...

Все так же стояла деревня на берегу речушки. Все так же светило жаркое июньское солнышко. Все так же поспевала земляника на лесных опушках. Вроде и не изменилось ничего. Война была далеко. Там рвались снаряды, громыхало орудие. Самолеты с черными крестами заставляли сжиматься сердца людей от страха. А здесь тихо и спокойно. Невесомая красивая бабочка уселась на цветок и покачивается на нем. Мухи назойливо жужжат в траве. Тихо и мирно, и ничего не изменилось. Но это только на первый взгляд. Деревня вдруг словно съежилась, притихла...

Прошел год. Жизнь потихоньку начинала в деревне налаживаться. Люди привыкли работать в колхозе. Хоть и работали, почитай, за палочки, но все же иногда давали какие то деньги, а после того, как сдали государству положенное по плану, получали колхозники то, что насчитывали им за заработанные трудодни. Хоть и не больно много получалось, но все же хватало выживать. Да и люди научились выкручиваться. Мужики зимой на отхожие заработки ходили. Бабы вязали пуховые платки, продавали спекулянтам, ходившим по деревням...

Нина тоже непонимающе уставилась на мать. Что это она ревет то. И баба тоже, как будто горе какое. - Мам, вы чё ревете то? Че взялись в два голоса? - тормошила дочка Марью. Та притихла, только всхлипывала. Подумала , а вдруг девчонку они перепугают с Анной. Она хоть уж большенькая, но больно все к сердцу принимает. Вон как переживала перед праздником. Марья прижала Нину к себе. Как умела, принялась успокаивать. Говорила, что маленькая она еще, не поймет. Да и как она поймет, если в школе даже по праздникам в церковь не разрешают ходить, говорят, что Бога нет...

Дома Романа, как пирога из печи ждали две женщины. Не терпелось узнать, что же такое должно быть, раз даже бумагу написали. Роман только в дверь, а на него в два голоса вопросы посыпались. - Чё выходил то? Чё узнал? Чё там написано? Правду ли бабы баяли про двадцатку? Пока Роман ходил, Марья с Анной все припоминали, кто был в той двадцатке, кто подписывал документы с новой властью. Половину из них они уж и не помнили, а может и не знали вовсе. Люди то ведь не только из Лисы были, а и из других деревень, что к приходу относились...

Прошел почти год. Марья постепенно свыклась с мыслью, что нет у нее больше Толи. И в школу он никогда не пойдет. Но все же не удержалась. Первого сентября проводила Нину в третий класс, а сама убежала к родимым холмикам. Лежат братья рядочком. Два крестика. С Витей еще и тот, не увидевший белый свет младенчик полеживает. Упала мать на землю и дала волю слезам. Знала она, что не одни ее детки тут полеживают. По пальцам можно пересчитать семьи, которых обошло такое горе. Но Марье то что до других...

Октябрь выдался в том году солнечным и красивым. Возле церкви заканчивали разбирать кирпичную ограду. Оставалось уже немного и мужики торопились до дождей все успеть. Время то уж больно хорошее. И на полях, и дома в огородах все прибрали. Картошку выкопали. Только капуста еще стоит, наливается соком. Да и ее скоро срубят. Вот для баб веселье начнется. Капусту всегда рубили артельно. Собиралось по несколько баб. Во дворе ставили корыто ведер на восемь, а то и больше. У каждой уважающей себя хозяйки свое, которое передается от бабки матери, от матери дочери...

В праздничный день собрались колхозники возле сельсовета. Крыльцо флагами красными украшено, на двери портрет Сталина висит, увитый зелеными пихтовыми лапками. С обеих сторон от него пионеры стоят, галстуки из под расстегнутых пальтишек алеют. Из города на митинг начальник какой то приехал, нарядный, ухоженный. Речь красивую сказал, как страна расцветает, поведал о строительстве новых городов, заводов, фабрик. Вскользь и про колхозы упомянул, что товарищ Сталин не забывает советских крестьян и делает все, чтоб им лучше жилось...

Лето шло своим ходом. В колхозе работы непочатый край. Сперва сенокос ставили. Хоть и не больно трава в этом году хорошая, но насобирали. К ферме сено свезли. Да и в лугах стога стоять остались. Их уж зимой перевезут, как время посвободнее будет. Председатель колхозников нарядил овраги обкашивать. Там хоть и плохо с косой то, зато трава получше. Ворчат бабы, но подчиняются. Ведь для всех, для колхозной скотины председатель старается. Потом жатва подоспела. Овес еще ничего вышел. Хорошо набрали. А вот с рожью беда прямо...