Жить вкусно

Со следующего дня снова началась служба. Никому из руководства не было дела до переживаний молодого лейтенанта. Никого не интересовали душевные метания офицера. Главное, чтоб работу выполнял как следует, без нареканий. И Саня выполнял. Как глоток воздуха были письма из дома. Но к концу июля письма стали тревожными. Отец писал, что год, похоже, будет неурожайным. Беспокоился, как бы голода опять не было. На вопрос, почему он так считает, Роман ответил. “Чё тут считать то. Прошлый год победу праздновали, думали, что теперь то все, прошли все беды...

Дорога в Германию, к удивлению Сани, оказалась намного легче. Может от того, что у него был только мешок за плечами, не было двух огромных чемоданов в руках. Он легко передвигался с места на место, пробирался к кассам, иногда даже расталкивал толпу. Не для кого не секрет, что всем хочется уехать быстрее. И очередь, которая спокойно стоит до тех пор, пока не начали продавать билеты, в один миг может превратиться в толпу людей, где каждый стремится пробраться к заветному окошечку первым. Вот тогда то в Москве и пригодились Сане его командирские способности...

Утром провожали Нину в город. Мать собрала ей котомку за плечи. Положила Саниных гостинцев, да картошки с луком, моркови. Все уж заканчивалось. За зиму то приели. Грибов сухих в котомочке, ягод. Ягоды последние отдала. Ей для ума полезно будет. Как не хотелось Нине уходить из дома. Если бы не экзамены, прогуляла бы она недельку, сказалась бы что хворает Столько всего охота было у Сани узнать. Теперь когда уж он приедет. Забудется все. Но экзамены на носу. Готовиться ей надо не за страх, а на совесть...

После обеда все разбрелись по своим делам. Марья отправилась в свое хранилище, Анна загремела посудой на кухне, Нина пошла к Зойке договориться, когда и как они завтра пойдут в школу. Лидочка уснула . Роман собрался в правление, а Саня увязался за ним. Было интересно посмотреть, чем занимается отец. У него еще была одна задумка. Хотелось поговорить с отцом наедине, чтоб никто их не слышал. Надеялся, что если в конторе никого не будет, то там он и поговорит. Как Саня и думал, в правлении никого не было...

Тридцатого ждали Нину. Решили, что сделают ей сюрприз. Саня спрячется на кухне, а потом выйдет оттуда, как ни в чем не бывало. К сожалению сюрприза не получилось. Нина влетела в избу, как нахлестанная, даже не поздоровалась. - Где он? - были ее первые слова. Роман всегда любил подшутить, и тут не сдался сразу. - Ты чё, Нина? Кто? - невинно спросил он дочку. - Саня! Нина больше не разговаривала, влетела за занавеску на кухню, повисла на шее брата. Так и вышел из кухоньки Саня с сестрой на руках...

Роман, как и обещал, пришел к обеду. Когда за стол все уселись, он завел разговор. - Правду ведь бабы по осени баяли, что у кого скотина есть у колхозников, луга будут давать. Письмо такое из области пришло, чтоб у колхозников скотина водилась на подворьях. Видно дошло там в верхах, что у колхозов все забирают. Сейчас вот опять говорят, что надо помогать тем, кто под немцем был. Опять все подчистую заберут. А колхозникам шиш один останется. Как людям жить то будет, если на трудодни опять ничего не дадут...

Женщины, как всегда, чувствовали заранее. Они успели только банки да продукты на кухню перетащить, да тряпки убрать в чулан под замок, как в сенях затопали чьи то шаги, да не одни, а несколько. В избу ввалилось сразу пять человек. Бабы, с которыми Марья работала в хранилище да бригадир во главе. Все почтительно поклонились, поздоровались. Видно было, что женщины стесняются, но любопытства все же было сильнее. - Уж не взыщите, хозяева,- начал пафосно бригадир. - Вот, пришли поглядеть на Саню...

Роман стремительно вошел в избу. С яркого весеннего солнышка ему показалось, что в избе сумрачно. На даже в этом сумраке он сразу увидел сына, возмужавшего, раздавшегося в плечах. Совсем уже не мальчишка стоял перед ним. Саня по мужской привычке протянул отцу руку, тот ответил крепким рукопожатием, но потом не выдержал, притянул сына к себе и обнял, как обнимал его в детстве. У Сани защемило сердце. Рукопожатие отца было не таким крепким, как раньше, да и объятия тоже. Стареет отец. Но он прогнал от себя эту мысль...

Марья собиралась на работу. Последнее время они ходили в хранилище, перебирали картошку. Работа вроде и не тяжелая, но муторная. В хранилище темнота, хоть и с обоих концов двери распахнуты. Если солнышко, то еще ничего, а уж пасмурно, так ничего не видно. Почти на ощупь приходилось выбирать. Едкий запах гнилой картошки щипал глаза до слез. Только успевай ведра с гнилушками выносить на улицу. - Хоть скорей бы закончить, - вздохнула Марья, надевая старенькую фуфайку и повязывая теплый платок на голову...

Тук, тук, тук, стучали колеса на стыках рельсов . И то, что эти рельсы были проложены по родной земле, не по чужой, немецкой, радовало и согревало душу. Вагон за день прогрелся на солнышке, было даже душно и пахло навозом. Стало понятным, почему его назвали телячьим. Хоть и было в нем все выметено, но стоял запах, который Саня никогда бы не спутал с другим. Пахло, как раньше у них в хлеву, когда была своя корова, телята. На одной из остановок, Саня не удержался, спросил у обходчиков, куда это телят возят...

Весна была в самом разгаре. Апрель пришел с теплом и солнышком. Даже дышать легче стало. Но в жизни Сани ничего не менялось. Каждый день похож на предыдущий. Вот и сегодня после политзанятий стрельбы из автомата. Только привел свой взвод на стрельбище, как прибежал посыльный из штаба батальона. Лейтенанта Стрельцова срочно вызвал комбат. Оставив солдат на помощника, Саня отправился выполнять приказ. Шел дорогой и думал, к чему такая срочность. Какой то вины за собой он не чувствовал, и в службе никаких нарушений не было...

Служба продолжалась. Саня, после того свидания как то замкнулся в себе. В столовой, когда он встречался с Эльзой, только коротко кивал ей головой, перебрасывался парой фраз. Говорил, что занят сейчас сильно, не получается встретиться. Он видел, как таяла улыбка на лице у Эльзы, глаза становились тусклыми. Она покорно отвечала “я, я” и быстро отходила от него, принималась за свою работу. Саня в такие минуты казался себе самым последним подлецом, но убеждал сам себя, что надо отвыкать от этой девушке, зажать свою любовь в ежовые рукавицы...