Anna Raven

Сомнение овладело Лизой уже давно, но она пыталась держать себя в руках. Только переступив порог заброшенного дома, девушка всё-таки сдалась и тихо предложила: – Давайте уйдём? Нехорошо это… Томас выразительно цыкнул, дескать, ну а чего от неё было ещё ждать? Надо сказать, что Томас и сам боялся. Но он скрывал это лучше Лизы. – Ты можешь остаться здесь, – Франсуа взглянул на сестру с тревогой. Его бы воля – он бы и сам её сюда не повёл. Дело ли, чтобы девчонка с ними по ночам шастала? Но Лиза упёрлась, твердила, что пойдёт с ними, иначе всё расскажет родителям...

(*) – Ричард не подавал письма? – спрашивать было глупо, но что-то же надо было делать! Я не верила, просто не могла поверить в то, что он так легко увернулся от всех мук совести. Сколько я знала его? Долгие годы. Неужели ошибалась? – А почему он подал письмо бы мне? – удивился профессор Карлини. – Его дочь у нас больше не учится… Да-да-да! Каталина не учится, а пригрета из милости. Нет в ней магии. Обман, всё оказалось обманом. Несчастное дитя обманулось собственной матерью, пожелавшей сокрыть тот факт, что её дочь из неприкаянных – то есть рождённых в мире магии, но без неё...

Если бы кто-то остановил Ганку, остерёг бы её, окрикнул, нагнал, за тонкие плечи от реки бы отвернул да по щекам отхлестал… Но никого не было в ночи, ни души спасительной, все мирно спали! Крепкая вышла ночь, плотная, липкая, тяжёлая, в такие ночи только спать беспробудно полагается, а не выходить в полусне из дому да идти незнамо куда. Не ведала Ганка что творит, шла как есть – босая, с растрёпанной косой, в одной нижней рубахе, ни холод ночной, ни свет лунный, ни ужас её не касались. Шла Ганка, сама себя не зная...

–Это что, не шутка? – у Афины голос ровный, без смешинки, без тени, без намёка. Она и пришла сюда вроде бы случайно, и ответ, кажется, её совсем не интересует – у богини есть и другие дела, поважнее. Но знает Афродита – не такая Афина, ох, совсем не такая! Это просто Афина Афродиту недолюбливает, считает её легкомысленной и лишней, но не выступает открыто – обе они дочери Великого Зевса, обе и идут рядом, и за столом одним сидят, а тон…ну за тон Зевс уже наказать не сможет, тем более, Афродита ему...

(*) –Что, даже зайти не решаешься? – я мучительно думала, что сказать Ричарду, когда его увижу, но не придумала ничего стоящего. Первым вариантом было и вовсе промолчать – явиться перед ним, демонстрируя молчаливое презрение. Но я не умею молчать – я всегда говорю, особенно тогда, когда не надо. Вторым вариантом было гордое появление, преисполненное ведьмовской стати, и фраза: «Я пришла спросить с тебя, мерзавец!» Но гордое появление – это тоже не в моём духе. Я хоть и ведьма, а показывать это не очень-то и умею...

–Не спать! Подлетаем! – Аманда бесновалась. Определённо, работа, к которой она так быстро привыкла, шла ей на пользу. На Земной Станции, забытой как страшный сон, она не была такой бойкой, но зато теперь, среди бесконечности космоса, вдали от законов загубленного земного царства, она властвовала и буйствовала. Команда зашевелилась: два эпиметийца забулькали на своём языке, завозмущались щупальцами – они вообще были самые говорливые, капитан Грей только диву давался – о чём они всё время могут говорить?...

(*) –Только через мой труп! – уровень моего ужаса побеждал всякую ведьминскую гордость. Ведьме нельзя показывать свой страх, но, откровенно говоря, не всякой ведьме поступает такое предложение, какое я получила только что. –Милочка! – Мадам Франческа даже не удивилась моему возмущению, – что же вы сразу-то не сказали? Мы бы столько времени сэкономили! И она повела рукой, вроде бы сплетая заклинание. В шутку, конечно, но я всё равно почему-то напряглась. Не люблю, когда помотанная жизнью ведьма машет руками после подобных фраз...

Сигер косится на меня с подозрением. Он надеется на то, что его взгляды незаметны, на его стороне железный аргумент: я ведь не реагирую! Но я вижу, вижу краем глаза его нервные движения. Он боится меня. И правильно делает! Сигер убил нашего отца – Морского Царя колдовством, узурпировал мой трон, и вынужденно держит себя хорошим братом, чтобы не подняла я откровенного мятежа. Меня любят больше, чем его – я всю жизнь заботилась о своих тенях, о своей репутации, я была внимательна, я обретала любовь...

У Азазеля было плохое настроение. Это было странно: обычно он не поддавался какому-либо унынию, которое плотно вошло в моду Подземного Царства. Азазель всегда оставался или в собранном действии, или крепился, держал всякое раздражение в себе – так было и тогда, когда он был ещё ангелом и обитал в чертогах Небесного Царства, так осталось и теперь, когда от чертогов Небесного Царства в его судьбе остались лишь жгучая память и едкие шрамы на месте срезанных крыльев. Уныние, плохое настроение, беспричинная раздражительность не были свойственны Азазелю...

Агнешка не выдержала первой. Но так и должно было быть – она всегда и во всём была первой, неважно даже, шла речь об успехе или горе, ответе на загадку или выступлении – просто первая во всём. Она и родилась первой – на целых две минуты опередила меня. Я, как всегда, во всём второй. Но я привыкший – мне необидно. Тем более, Агнешка никогда не относилась ко мне свысока. Она всегда была настоящей в своей первости и от того не задирала носа, не кичилась достижениями, а оборачивалась ко мне и спрашивала чем может помочь, а то и вовсе помогала, не спрашивая...

У настоящего ужаса нет описания – теперь я это точно знаю. Можно описать влюблённость, вражду, тоску, но ужас… нет, рассказать об ужасе нельзя, а все те нелепые попытки из литературы, это то, над чем я могла бы сейчас посмеяться. Если бы не отдавала все свои силы на то, чтобы прикидываться спящей и дальше. Я старательно жмурю глаза, а внутри меня он – ужас. Он липкий. Он нависает над всем твоим телом и обрушивается на тебя тяжёлым, ни разу не согревающим одеялом. Он липнет к тебе, к твоей коже, а потом пробирается внутрь и всё внутри как будто бы тоже слипается в единый комок...

(*) Очень трудно было не рассмеяться. Это было неуместно, но смех рвался наружу, и я подозревала, что это просто истерика проступает с ним. Но надо было держаться. Ещё не время будить в себе море. –Царевна, – голос Герарда подрагивал от волнения. Он предлагал мне мятеж, предлагал свергнуть моего старшего брата Сигера, нарекшего себя новым Морским Царём, демонстрировал веру и преданность мне, и даже намекал, мол, не странно ли умер Морской Царь? Не рано ли? Не жутко ли? Странно и жутко. Просто мой брат оказался подлее меня...