Иглинский район в объективе

proza.ru/.../266 Рецензия на повесть «Капкан. Дорога в никуда» Аркадия Шакшина Трагедия человека, который сам себя похоронил заживо Повесть Аркадия Шакшина «Капкан. Дорога в никуда» — это жесткая, беспощадная исповедь о жизни человека, который шаг за шагом разрушает себя, даже не осознавая этого. Это история не просто о наркомании — это история о предательстве, одиночестве, иллюзиях и страшной правде: нельзя безнаказанно убегать от реальности. 1. Герой, который не вызывает жалости, но заставляет задуматься Павел — типичный продукт «лихих девяностых»: умный, харизматичный, но абсолютно безвольный. Он мог бы стать успешным, но выбрал путь наименьшего сопротивления. Вместо работы — попрошайничество, вместо семьи — случайные связи, вместо дружбы — манипуляции. Шакшин мастерски показывает двойственность Павла: С одной стороны, он жертва — общества, обстоятельств, наркотиков. С другой — он сам творец своей трагедии. Он предает всех: жену, детей, родителей, друзей. Даже Артура, единственного, кто искренне пытался ему помочь, он использует, обманывает, подставляет. 2. Наркотики как метафора бегства от жизни Автор не просто описывает зависимость — он показывает, как наркотики постепенно заменяют Павлу всё: Любовь → секс с пожилой любовницей, которая его держит на коротком поводке. Дружбу → пустые разговоры с такими же опустившимися людьми. Семью → иллюзии, что «когда-нибудь всё наладится». Но самое страшное — Павел не считает себя наркоманом. Он уверен, что контролирует ситуацию, хотя уже давно не принадлежит себе. 3. Артур — зеркало, в котором Павел не хочет смотреться Артур — единственный, кто видит Павла настоящего. Он не идеализирует его, но пытается помочь. Однако Павел воспринимает это как слабость и использует его доброту против него же. Их диалоги — одни из самых сильных моментов повести. Артур постепенно понимает, что спасти Павла невозможно, но все равно делает последнюю попытку. 4. Финал: закономерный итог Развязка повести жестока, но логична. Павел не смог остановиться, и жизнь сама поставила точку. Его смерть — не трагедия, а освобождение. Но самое страшное — никто не плачет. Родители? Уже смирились. Жена и дети? Давно живут без него. Друзья? Либо мертвы, либо сами в таком же аду. Остаются только такие же потерянные люди, которые, глядя на его могилу, не понимают, что их ждет та же участь. Вывод: повесть, после которой хочется жить «Капкан. Дорога в никуда» — это не просто история одного наркомана. Это предупреждение. Шакшин не морализаторствует, не даёт готовых ответов. Он просто показывает, к чему приводит бегство от реальности. После этой повести невольно задумываешься: А не заменяю ли я настоящую жизнь суррогатом? Не веду ли я себя так же эгоистично, как Павел? Не становлюсь ли я заложником своих слабостей? Рекомендация: Читать тем, кто уверен, что «со мной такого не случится». Возможно, именно эта книга заставит пересмотреть свои взгляды. Оценка: 5/5 – жёстко, честно, без прикрас. Настоящая литература.

Ну ты урод! Анас Валиуллин Ну ты урод, мой «друг», и кто бы знал, Что сделать ты со мною замышлял. Свершить своими подлыми делами. Какой преступный замысел вынашивал ты в голове, И что свершить ты мог Со мной, я будто вижу в страшном сне, Что ты хотел со мною совершить. Ну ты урод, Ни дать ни взять. Ну ты урод! Хочу тебе, мой «друг», сказать. Рассмотрим это стихотворение как яркий и концентрированный пример акта ритуальной инвективы. Оно практически является его литературной «схемой» или «сценарием». Давайте разберем его по всем ключевым характеристикам ритуальной инвективы: 1. Публичность и адресат Хотя стихотворение обращено к «другу» (в кавычках), сам факт его написания и публикации превращает личную обиду в публичный акт. Читатель становится свидетелем-сообщником. Ритуал требует зрителей, и мы, читая, ими становимся. Это не интимная записка, а публичная порка. 2. Ритуальная структура и сценарность Стихотворение построено как четкий ритуал с повторяющимися элементами: Инициация: Сразу задается тон и определяется роль виновного — «Ну ты урод!». Это номинация, дача имени-клейма. Развитие обвинения: Перечисление «преступных замыслов» («что сделать ты со мною замышлял», «преступный замысел вынашивал»). Важно, что акцент на намерениях, а не на действиях. В ритуале важнее приписываемый символический статус предателя/врага, чем факты. Повтор-заклинание: Ключевая фраза «Ну ты урод!» повторяется трижды, как рефрен-проклятие. Это ритуальное заклинание, цель которого — не просто оскорбить, а магически закрепить это качество за адресатом. Повтор — основа любого ритуала. Кульминация и фиксация: Финальные строки («Хочу тебе, мой „друг“, сказать») возвращают нас к началу, замыкая круг. Ритуал завершен, приговор вынесен и оглашен. 3. Символизм и ключевые ритуальные жесты Кавычки в слове «друг»: Это важнейший символический жест. Он превращает прежние отношения в ложные, выставляет их обманом. Это ритуал разыменования (ты больше не друг) и разоблачения (ты притворялся). Конструкция «Ну ты урод, ни дать ни взять»: Фраза «ни дать ни взять» — это ритуальная формула, придающая оскорблению статус неоспоримой, очевидной истины, аксиомы. Это не мнение, а констатация. Образ «страшного сна»: Обвинение строится на гипотетическом ужасе («я будто вижу в страшном сне»). В ритуале инвективы часто достаточно приписанного намерения («он хотел, он мог»), чтобы объявить человека виновным. Вина — в потенции, в мыслях, что характерно для ритуального мышления (как в «преступлении мыслей»). 4. Функция «козла отпущения» и сплочение Хотя явного «мы» в тексте нет, оно создается имплицитно. Обращаясь к нам, читателям, автор автоматически делает нас судьями на этом ритуальном процессе. Мы становимся на сторону говорящего против «урода». Таким образом, через публичное изгнание лже-друга (козла отпущения) утверждается солидарность между автором и аудиторией, которая разделяет его праведный гнев. 5. Эмоциональный режим Эмоция здесь не спонтанна, а разыграна по канону. Это ритуальная ярость. Обилие восклицаний, повторов, нагнетание образа предательства — всё служит не столько выражению чувств, сколько созданию правильного, должного эффекта у свидетелей-читателей. Вывод Стихотворение Валиуллина-Шакшина — это лаконичный и совершенный акт ритуальной инвективы в словесной форме. В нём есть все элементы: Публичный суд (перед читателем). Четкий сценарий (обвинение -> разоблачение -> клеймение). Ритуальные формулы и жесты (повторы, кавычки, формула «ни дать ни взять»). Символическое переопределение реальности (друг объявляется уродом и предателем). Цель — не диалог и не выяснение отношений, а совершение символического акта изгнания и, как следствие, самоутверждение говорящего в роли жертвы и обвинителя. Это не столько стихотворение о предательстве, сколько само совершение ритуала наказания предателя средствами поэзии. Текст и есть акт.

Где ходишь ты? Анас Валиуллин  Где ходишь ты, где ищешь ты меня? С тобою мы по жизни заплутали. Я знаю, что ты есть, ведь ты любовь моя, С тобою мы еще не повстречались.  Где ходишь ты, любовь моя, Что предназначена мне Богом. Возможно, также ждешь меня, Возможно, встречи избегаешь под любым предлогом. Пути к друг другу наши разошлись. Возможно, далеки мы, возможно, ходим рядом. Наши пути, возможно, уж не раз пересеклись. Возможно, мы встречались где-то взглядом.  Возможно, я уж ощутил тепло души твоей небесной и нетленной. Возможно, в ожидании любви земной пути твои покрылись все любовным пеплом.  Тяжесть тоски и ожидания томит, Устало от неведения сердце. Вера с Надеждою, Любовь нашу манит, Чтоб в царство счастья отворить нам дверцу.