Книжный мiръ

В 1955 году поэт Евгений Винокуров принес в журнал «Новый мир» стихотворение «Москвичи», написанное им несколько лет назад: Там синие просторы спокойной Сан-реки, там строгие костелы остры и высоки. Лежат в земле, зеленой покрытые травой, Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой. А где-то в людном мире, который год подряд, одни в пустой квартире их матери не спят. Свет лампы воспаленной пылает над Москвой в окне на Малой Бронной, в окне на Моховой. Друзьям не встать. В округе без них идет кино, девчонки их — подруги — все замужем давно...

«Но кони — всё скачут и скачут.  А избы — горят и горят…». (Наум Коржавин) Он почему-то никогда не сомневался, что является поэтом - даже в детстве. Не то чтобы станет им, когда вырастет и научится, нет. Стихи юного Эмки Манделя были «как будто бы настоящие», это признавали и в авторитетном литкружке при киевской газете «Юный пионер». Тогда же он озадачил дядю-раввина и благочестивых родителей заявлением, что Бога нет, но позже поменял точку зрения на противоположную и крестился в православие...

Не за песни весны над равниною Дорога мне зелёная ширь — Полюбил я тоской журавлиною На высокой горе монастырь…  (Сергей Есенин) «В Бога верил мало. В церковь ходить не любил»,– так написал Есенин в автобиографии, датированной 1923-м годом. Можно ли в это поверить? В семье Есениных искренняя вера являлась неоспоримым образом жизни, дед Федор Андреевич читал по праздникам маленькому Сереже Евангелие и Священную историю, в пять лет мальчик уже освоил церковную грамоту и штудировал православные книги самостоятельно...

Пой, Сандро! Навевай мне снова Нашу прежнюю буйную рань. (Сергей Есенин) Москва 1921 года, холодная ноябрьская ночь. Темно, моросит дождик, по гулкой мостовой по направлению к центру города движутся пятеро молодых людей с длинной приставной лестницей. Это группа популярных в древней столице поэтов-имажинистов - Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич, Николай Эрдман и Александр Кусиков. Стихотворцы под покровом ночи срывают таблички с названиями центральных улиц и развешивают новые - с собственными именами...

«Ух ты, а ей уж восемьдесят?!», - так и хочется удивленно воскликнуть вслед за вездесущим искателем приключений дядей Митей из фильма «Любовь и голуби». Но время неумолимо: отлетают листочки отрывного календаря и приходится перешагивать новый рубеж, примеривая к себе новую круглую цифру. Да и что, собственно, в этой цифре неприятного? Самый солнечный поэт нашего времени, настоящий генератор света и внутренней радости, щедро передаваемой окружающим, соткала вокруг себя собственный мир вечной любви,...