Тимур Каа

Бог Возьми жилище и иди на север… Срываю лампу и кладу в карман, А где же север, если здесь не север? Срываю лампу и кладу в карман, На потолке другие вырастают, Фотонный разворачивая веер, Под крики народившихся семейств, Когда полны мультяшные кабинки. Они по компасу, по круговой тропинке За севером, а сервер их обложен, Повсюду ходоками занавожен… Придешь как бог, а там тебя пошлют. Тебе не все равно? Иди куда пошлют: На север, на восток, на юг, на запад. Раз мы такие слабаки, не запад ло с нами тут, а Север, чай, не Запад. В кармане лампа глючит и шипит, Обвитая оборванной проводкой, Пусть потолок эдемский плодовит, За новостной послеживая сводкой, Где тушат свет, не прекращая споров, Даёшь семь миллиардов военкоров, И вдруг метель и пушкинская дача. Учеными поставлена задача Наполнить смыслом олухов, сиречь Была бы интересная подача Материала, сидя ли, стоймя. В меня огонь разрывами двумя Вцепился, я, по плечи замерзая, Глядел от проводов на кровосток, Держась за дверь фанерную сарая, Откуда жидкость била за порог И оставляла красные рисунки, Кому гадать охота на крови, Чтобы лежали мертвые по струнке С диагнозом ковид и ОРВИ, От самых легких до тяжелых самых, Но кроме Бучи в перерытых ямах, Где труп на трупе с дырами в затылке, Нет ничего от нас - одни тела, Обвитые проводкой и…опилки. И жизнь светящуюся поглощает тьма, Откуда Бог бежал, сойдя с ума, Мой бедный Бог! Из слова выпал слог, Пытаясь оставаться узнаваем, Увидел между дырами и раем, Что у него есть тоже потолок, Но не хватило буквы на глоток. Я ревностью о Господе снедаем, Под паутиной древнею, в пылище Нашёл его последнее жилище, И руку протянул под потолок. В каком-то смысле Вечность не порок. Бог нА руки просился, я помог, Предполагая внутренне, что фаза, Но пропустил через себя поток: Сжимались файлы Тадж-Махала, Лхасы Айя-Софии, в облаке Иштар… В кармане Бог шершавый задыхался, Теснился в шаре и крушился шар, Осколки Бога моего в кармане Из снежной пригоршни я вытряхнул на свет, Космические плавали детали И цоколь Эдисона облетали Разрозненными стайками страниц. Есть запись в Библии, свидетельство в Коране, В Алмазной Сутре, в Рамаяне, в Гите, У Клитемнестры яростной в Авлиде: Кто соберёт из крохотных частиц Нет, нет, не имя Господа, а птиц

Менталитет или невежество? Поэты сетуют на то, что сложные тексты читатели не воспринимают, что читателю надо попроще: срифмовать глагольными рифмами какое-нибудь растет-цветет-идет- уйдет, добавить березки, и стих готов – народ немеет от восторга. В чем дело? Почему так? Гений гитары Алексей Зимаков в разговоре сказал следующее: «Наша ментальность такова, что если играешь (как Зимаков), то говорят, не можешь чего-нибудь повеселее? А когда играешь повеселее, то говорят, если играешь, то чего не поёшь?» Зимаков два-три раза повторил эту мысль. Словно хотел вместо слова «ментальность» сказать «массовое невежество». И был бы прав. С другой стороны и «бездарную толпу» понять можно: пришел в гости. А там вместо веселья – третий концерт для фортепиано с оркестром Бетховена. Как же быть? Разделиться на высоких и низменных? Это уже было. Жить в одном «коллективе» - где бездарь=гению. Это уже есть. Тоже ничего хорошего, так как бездарей большинство, и отсутствие вкуса диктует вкус. То есть безвкусицу. Не соприкасаться?

Знание закона не освобождает от ума. Подслушал, идя вслед за двумя детьми. Девочка и мальчик лет 10-ти хотели перейти дорогу по пешеходному переходу, где нет светофора. Это в подмосковном Королеве. Невдалеке показались автомобили. Мальчик потянул за руку подружку - дескать, идем, но та его попридержала - пусть проедут. Мальчик: «Есть закон, они (водители в машинах) должны остановиться. Если не остановятся, то им будет плохо». Девочка: «Если они не остановятся, то плохо будет тебе».

Сори, еще одно наблюдение, прошу извинить за туалетную тему, но она в одном ряду с предыдущим моим постом. Это во Внуково: эмоции - лучшее приложение к спорту. Если б это написАли :) в пивбаре, я бы принял положительно -,эмоции неслабые должно быть. Еще раз, прошу извинить

Понимают ли те, кто расклеивает объявления, что на них написано?

Что-нибудь такого…

свет вечерний

Черная книжка стихов Такубоку В газетной обертке С публикацией Калвишса, Я искал только такого Бога, Которому ты понравишься. В свитках, размотанных Тонкими небоскребами, С иероглифов, Мокнущих под козырьками, Я срисовывал просевшие за первобытными окопами Танки с размотанными строками. Под траками в глинистой почве другие Поисковики, приминая рабицу, Находили слова такие, Которые тоже могут понравиться: Справедливость, любовь, мужество риска, Честь, пронесённая флагами и штыками… Я выбрал жалость из всего списка Даже к твоей океанической Сибутами, К ее начинанию в 31 слог, Затем - к больничному коридору танкодрома, Когда хочется думать, что родина - бог, Но у бога есть название улицы Номер дома - Даже у родины моей в день отъезда, Если с беженцами в толпе сольешься, Если можно назвать родиной место, В которое не вернёшься.

С новым старым годом!

Сначала меня поздравил с наступающим  Новым годом сосед, я кивнул - мол, спасибо, взаимно - а сам подумал: «Меньше пить надо, уже и Новый год и Рождество прошли». Потом поздравил бомж, которому я купил напиток и закуску, чтобы он не грустил. А сам загрустил, услышав такое же соседское поздравление - бедный бомжик, не знает, что праздники давно закончились! И вот, наконец, на дзене меня поздравила Anna Seton. Но - о чудо - она поздравила со старым Новым годом! Как же я мог забыть! Оказывается, даже бомжик был в курсе, что есть еще 14-ое января, а я-то… Зато я в помнил староновогоднюю историю про бомжа, свидетелем которой был самолично. Не путать обычных бомжей с болельщиками «Зенита», которых тоже зовут бомжами. Электричка философов. Проводница (6 XL) тащила из вагона за шиворот бомжа. Бомж (упираясь): да что ты тащишь меня! Будь человеком! Проводница (пыхтя): сам стань для начала человеком. Бомж (на выходе, силясь обернуться): я-то стану, я свою жизнь выровняю! а ты так и будешь до конца билетики проверять. Желаю всем выровнять жизнь, с наступающим старым Новым годом!

«Небце синее косое…» Анна Горенко Горевай теперь уж, героиня, В слезной ампуле, малек бедовый, Улетая ради героина На Святую Землю из Молдовы. Самолет гудел тебе любовно, Потому что веруя ответно, В объектив заглядывала, словно Не для жизни фотка, а посмертно. Что за небце в океане зноя Наподобье праздничного залпа, Проплывает у ковчега Ноя, Чешуей поблескивая карпа? Отмахнись чем хочешь, плавниками, От журналов, полок в букинисте, И крутись слепящими боками В пузырьках неосторожной кисти. Это те же капельки и лица, Кто узнал постарше, кто моложе, Что талантом счастье подтвердится, Только оправдаться им не может.

Утро в Москве. На выходе из метро я увидел сотрудника метрополитена, который предлагал пассажирам взять у него местную метрополитеновскую газетку. В лице пожилого сотрудника жила скорбь - никто не брал, ибо кому нужна его макулатура. Проходили мимо с равнодушным видом, а сотруднику надо было. То ли болел он за общее корпоративное дело, то ли отчетность поджимала, но страдал он внешне глубоко и безнадежно. Пусть добро малое, пусть даже хилое, но на своём месте и в своё время надо его совершать - решил я. Подошёл и попросил газетку. Лицо сотрудника засияло, он протянул мне экземпляр, и я совсем сдался: «А дайте ещё одну». И вот здесь произошло на моих глазах чудесное превращение. Лицо человека резко посуровело. Поняв свою значимость, что он не тварь дрожащая, а может - пожилой сотрудник как отрубил: «Ишь чего! - сказал он, - две! Лишь бы себе хапнуть, а о других никто думать не хочет». И не дал. Мне, свободной душе, перефразируя Толстого, сотрудник запретил. Малость обомлев, я вернул ему в его кипу на руках первую и единственную газетку - мол, забирайте своё богатство. И что же? Пожилое лицо опять стало просящим. «Да берите, хорошая же» - жалостливо проговорил он - одинокий, невостребованный, нуждающийся в простом человеческом участии. А я подумал не к Рождеству: забери тебя черт, дурака.