Невымышленные истории

Елена сидела за рабочим столом, перебирая бумаги, но мысли её были далеко. Она смотрела в окно, где за стеклом виднелся школьный двор, залитый мягким светом осеннего солнца. Дети сновали туда-сюда, их смех доносился даже через закрытые окна, и Елена невольно улыбнулась, вспоминая, как её дочь, Соня, совсем недавно была такой же беззаботной. Теперь Соня училась в четвёртом классе, и её звонкий голосок стал частью этой школьной суеты. Елена работала бухгалтером в школе, что было удобно — она всегда была рядом с дочерью, могла забирать её после уроков, не тратя время на дорогу...

Надежда смотрела в мутное окно автобуса, чувствуя, как внутри всё сжимается от тоски. За стеклом мелькали родные поля, усеянные золотыми пятнами одуванчиков, и старые тополя, что тянули свои ветви к небу, словно прощаясь с ней. Она сжимала в руках потёртую сумку, где лежали её вещи — нехитрый скарб, собранный наспех: пара платьев, стопка тетрадей с лекциями и фотография, на которой она с бабушкой Валентиной, улыбающиеся на фоне их маленького сада. Надежда знала, что оставляет за спиной не просто деревню, а целую жизнь, где каждый звук, каждый запах были частью её самой...

– Эй, пацан, ты чего тут сидишь? Холодно же, вон, нос уже красный, – голос был хриплым, но добродушным. Старик в потёртой шапке-ушанке, с палкой в руке, остановился у скамейки в парке, где, сгорбившись, сидел подросток лет шестнадцати. На коленях у мальчишки лежал потрепанный рюкзак, а взгляд был устремлён куда-то в пустоту, на заснеженные тропинки. – Да нормально, дед, – буркнул парень, не поднимая глаз. – Я просто… сижу. Никого не трогаю. – Нормально, говоришь? – старик хмыкнул, опираясь на палку...

Тёмная ночь накрыла заброшенный промышленный район, где ржавые трубы и полуразрушенные здания казались призраками прошлого. В одном из таких зданий, в бывшем складе, тускло горела одинокая лампочка, подвешенная на обрывке провода. Под ней, на старом матрасе, лежал Иван, мужчина лет сорока, чьё лицо было изрезано морщинами, словно карта бесконечных бед. Его дыхание было тяжёлым, прерывистым, а в руках он сжимал потёртый кошелёк с единственной фотографией – его дочери, Лизы. Фотография была мятой, но её улыбка, запечатлённая на снимке, была единственным, что ещё держало его в этом мире...

Солнце палило нещадно, и асфальт под ногами казался раскалённой сковородкой, на которой можно было бы поджарить яичницу. Данил, высокий парень с привычной серьёзностью во взгляде, шёл по тротуару, прокручивая в голове список дел на день. Он только что закончил встречу с клиентом, и мысли всё ещё крутились вокруг цифр и сроков. Внезапно что-то холодное и мокрое ударило его прямо в грудь. Он остановился, опустил взгляд и увидел, как по белой рубашке расплываются тёмные пятна. Вода. И не просто вода...

Лариса закончила колледж по настоянию бабушки, которая всю жизнь проработала в пекарне и считала, что лучше работы, чем у горячей печи, просто не найти. — Ларис, ну ты подумай, — твердила бабушка, вытирая руки о фартук, — всегда будешь при хлебе, да и мужики вокруг вьются. Уж одного-то себе точно выцепишь, будешь как за каменной стеной. Но Лариса только морщилась от таких разговоров. Ей не нравилась ни сама идея месить тесто с утра до ночи, ни то, как бабушка иногда намекала, что можно "прихватить" пару булок домой...

Вера Петровна сидела в своей уютной квартире на шестом этаже старой хрущевки. Утро было серым, за окном моросил мелкий дождь, а в голове крутились мысли о том, как быстро летит время. Двадцать пять лет брака с Геннадием Ивановичем — это вам не шутка. Сколько всего пережито: и радости, и ссоры, и его бесконечные «командировки», после которых от него пахло чужими духами. Она давно махнула рукой на его похождения. Ну, не разводиться же из-за этого, когда сын уже взрослый, а привычка жить вместе сильнее любых обид...

Перед калиткой оба замешкались. Константин понял, что его русалка в нерешительности, боится и вместе с тем жаждет встречи с дочерью. Она не писала девочке из колонии, опасаясь, что та, подрастая, будет осуждать мать за долгое заключение. Немного потоптавшись, Руслана толкнула калитку. По широкой дорожке, усыпанной мелкой галькой, ей навстречу шла симпатичная худенькая девушка с большими глазами. Увидев Руслану, она остановилась как вкопанная, а потом побежала навстречу и отчётливо произнесла: — Мамочка, как долго я тебя ждала! А сегодня мы все тебя тут ждали...

Игорь резко обернулся к Искре. — Ты заложила наш дом в банке под новый кредит, ничего не сказав мне об этом? Искра молча кивнула, не стала лезть за словом в карман — терять ей было уже нечего. — Как ты мне надоел, размазня хлюпик! Всю дорогу я для нас расчищала. Одна у тебя была задача — клиникой управлять по-деловому, пациентов не растерять, мозги включать иногда, когда дело успеха в бизнесе касается. Даже не надейся, что дальше мы пойдём одной дорогой. Для меня ты теперь сбитый лётчик. Разбирайся...

Екатерина подумала, что даже не знает, как зовут её спасителя и друга Русланы. Не обращаться же к нему «Академик», как все его за глаза называли. Этот ушлый господин был очень прозорлив. Она даже улыбнулась про себя, подумав, что он умеет читать чужие мысли по глазам. Буквально через пять минут он подтвердил её догадку. — Я уже понял, что тебя сложно отнести к какой-то криминальной масти. Убеждён, что твоё пребывание на зоне было ошибкой, да и блатной налёт к тебе явно не прилипает. Меня зовут Константин Сергеевич...

Примерно через месяц после сближения Руслана вдруг призналась. — У меня есть дочь, Алёнушка. Ей сейчас семь лет, и с ней беда. В тот день, когда погиб её отец, она была с нами. Мы выбрались втроём за город, без охраны и сопровождения, чего почти никогда не случалось. Устроили пикник, пекли на костре картошку и сосиски. И не было на земле ничего вкуснее этой пищи. За нами проследили, предполагаю, что в нашем окружении была крыса. Мой гражданский муж скрывал наши отношения, не хотел, любя нас с Алёнкой, быть уязвимым...

Катя развернула клочок бумаги с адресом, который дала ей в дорогу Руслана, убрала под косынку выбившуюся прядь волос и посмотрела на свои скромные ботинки, запылившиеся в пути. Она натянула перчатки, чтобы скрыть трещинки на коже рук, и на мгновение представила, как сейчас выглядит со стороны. Картинка, должно быть, была ещё та. В колонии она сильно похудела, новой одежды ей никто не привёз, и девчонки собрали ей наряд по принципу «с мира по нитке». Старые вещи болтались на ней, как на вешалке, — хоть пугалом в огород ставь...