Исследование биополя

Будто ты — Иисус, и вот твой голгофский крест, который ты завтра понесешь на себе, спотыкаясь. Нельзя отменить это и сказать: господин Пилат, простите, всё было понарошку.

Какими люди видят себя, когда находятся в "ресурсном состоянии"

… Однажды в жизнь решает войти Оздоровительная Практика.

Что я чувствовала, истощаясь и наблюдая угасание жизни в любимом? Бесперспективность, отсутствие способности и смысла длить это дальше. Я металась, обдумывала всякие варианты. Вроде «Чего ты хочешь? Захоти чего-нибудь, пожалуйста. Хочешь к морю — давай всё бросим, снимем последние деньги с кредиток, поедем к морю. Хочешь к родителям — поезжай, давай разойдемся, если тебе так станет лучше. Только не говори мне опять то же самое — отсутствие у тебя всех желаний, кроме желания умереть». В какой-то день я вырвалась в лесочек и «поколдовала» там...

Куда ни посмотришь, всё есть, конечно же, урок. Есть уроки сладкие, есть горькие, а есть как спасительное лекарство, завёрнутое в фантик «Проблема». А если смотреть в прошлое, то видно, что почти всё в этих фантиках на самом деле – лекарство. Вот, например, ещё в бытность на второй нашей съёмной квартире, пошли мы с любимым гулять. И остановили нас под сосною приятные женщины, предлагающие соцопрос. Я не любительница опросов и хотела идти дальше. Тем более, что соцопрос на тему курения, а я не курю...

А дело было так. Я отсиживалась во второй по счету съёмной, доделывала карты, водила ребенка на кружки и консультировала в интернете, всё как обычно. Ходила уже без палочки. (Ах да, не написала: я в кустах, совершенно случайно, нашла офигительно прекрасную ручного изготовления трость с шипами, необычайно ее полюбила, но при переезде умудрилась потерять). Карты. Тогда я их как раз закончила, последнюю из сорока двух. Это было совсем кстати, как показали последующие события, потому что я вывалилась из себя, во всех смыслах, и стала не в состоянии работать...

Я не буду описывать подробности того, как я пережила гангрену. Скажу только, что в тот период интересно "схлопывались" пространства, которые я считала для себя надежными и безопасными. Всё, что я считала в какой-то степени домом (опорой, дружбой, возможностями), ампутировалось, как мои пальцы. Невозможным стало ходить без поддержки. Так я действительно не способна была жить без поддержки, это правда. Морально невозможно стало жить у отца и обманывать себя, что наконец-то я вернулась в семью. Это была не моя семья...

У меня была тысяча дел. Механическая пружина внутри, туго заведенная, сплющенная, чтобы не чувствовать боли, чтобы не верить тайному, погребенному «меня не любят»; чтобы оно не всплывало, не душило, не устраивало истерик прямо на поле боя, когда надо собраться и идти в безопасное место. У меня была тысяча дел. Я приехала к своему отцу, записала ребенка в кружки и секции; и продолжала работать, конечно. Внутри меня что-то, заведенное, бежало, и не могло остановиться, пока не кончится завод. ...

Думая о будущем, я боялась себе представить только одно: что я умру прежде, чем успею развестись, и что никогда не уеду из этого города. Иногда я подсчитывала заработок, планируя, на сколько хватит запасов, если снимать квартиру и если не смогу работать из-за какого-нибудь нового плеврита. И трусила уйти. А потом случился взрыв фальши. … Приехала ко мне прекрасная Зоя из Ставрополья. Не просто так приехала, а как к Якубовичу на Поле Чудес — с подарками. Она прочитала мои книги, она хотела меня...

В тот период я купила себе маленький шарик на елку, с рисунком дома в деревне. Как символ. Как мечту. Как тоску. Тогда я уже начала понимать, что не коллажи на стене воплощают мечту, а мечта воплощает… сначала коллажи, потом что угодно. Ритуалы, символы. Это накопленная энергия желания рвется хоть что-то, хоть как-нибудь сделать. В моем случае это рвалась тоска по дому, в котором я выросла, и который ошибочно считала своим. По маминому огороду. По траве, по кустам, по «моей» елке, которая стала...

Дом нам попался большой. На тот момент это было исполнение всех желаний — свобода, простор (в предыдущей квартирке Рада ходила нам по ушам), и даже баня из липы. Земля. Одуванчики, сныть, мать-и-мачеха. Но что-то всё равно было не то. Я очень чувствительна к энергии "застоя". Не-моё. Без будущего. Временное – значит, где-то ждёт постоянное. Чужая земля – значит, есть где-то своя. Я смотрела через забор на соседский куст смородины, и тосковала. Не люблю, кстати, ягоды смородины с детства, как и яблоки...

Все мои мечты исполнялись быстро, мощно и с катастрофически неотменимыми последствиями. Те, для которых требовались «промежуточные этапы» - тоже. В те мои 20 лет, когда мама прошибла насквозь бревном мою палатку, в которой я жила у нее в огороде, я подумала: а не сдать ли ее в психбольницу? И жилье у меня тогда будет, и спокойствие. Но ее когда-нибудь выпустят, и тогда она размажет по забору мои кишки. Я отыскала папу, и спросила его совета. Папа сказал: непременно ее выпустят, непременно она размажет; сделай, пожалуйста, так, чтобы она не знала моего адреса...