Framontana

Дом для куклы (Посвящение «Кукольному дому» Г.Ибсена) Стены белые как лёд, на тяжелых шторах мёд желтых солнечных лучей. Свет ничей и дом ничей. Торвальд Хельмер, господин и директор, здесь один. Куклой очень дорогой расплатился он с судьбой. Кукла так была мила, троих деток нажила, нежной, кроткой и послушной  и с гостями ра(вно)душной, и красавицей во всём -  её смехом полон дом. Как смеяться может кукла? Торвальд Хельмер, это шутка? Шаг налево, шаг направо,  в новом платьице забавы, детям новая игрушка… Кукла съела печенюшку, и раздался в доме гром - что такое! срам! позор! Всем пример плохой...

Кажется, что ещё можно купаться в море, но это уже осенние купания. Море и лето почти синонимы, море и осень - нет, не синонимы: уже элегия, пледы, грог и ветер. Кружева прибоя все ещё кидаются к ногам, но нет ответных объятий, только касания. Благодарю тебя, лето, ты напоило своим щедрым жаром будущий пламень осени...

Странный образ во сне. Торжественная религиозная служба, церемония. Но легкие цветные очертания храма разные, меняются как голограмма - то словно христианский, то буддистский, то индейский, то египетский. Они зависят от того, кто видит эту службу. Некоторые на ней стоят и служат, в праздничных одеждах - это праведники, вокруг них пение птиц, мелодия, вибрации торжества и молитвы. Некоторые как юродивые, их глаза закрыты, но они слышат и мучаются или наслаждаются - это художники, творцы. Некоторые напряжённо смотрят на службу, пытаясь понять, но у них закрыт слух - это учёные...

Прозрачное желтое масло заката  на синие тени ложится и тает,  и сумерек воздух живет ароматом  прозрачных лучей, напоенных до края  медовым прощаньем, качающим небо  в объятьях вечерних, и город-ребёнок  на синем со звёздами спит в тихой неге,  и сон его нежен лучами и тонок...