Жизнь в движении

Пару лет назад всё казалось простым. Появилась М‑12: сначала её довели до Казани, потом протянули дальше до Дюртюлей, и вместо долгих игр с М‑7 водителям дали ровный четырёхполосный коридор с понятной логикой. Сто тридцать километров в час не обещали, но стабильные 90 для легковых без сюрпризов на каждой развязке уже меняли ощущения от дороги. М12 превращается в непрерывную платную ось через пол-России. Мы перестаём быть тестовыми пользователями на разных участках, которых угощают «сыром». Мы становимся клиентами...

Между тундрой и морем есть точка, которую навигатор выдает без фотографии, без отзывов, без привычных «топ‑10 мест, куда стоит съездить летом». Имя у этой точки — Сындасско, и если смотреть на карту, то она ничем не отличается от сотен безымянных пикселей к северу от полярного круга.​ Но стоит вертолету лечь на глиссаду над Хатангским заливом, и оказывается, что под крылом не абстрактный «северный поселок», а живое село с улицами, полсотней домов, ДЭС, школой, клубом. Где живет больше пятисот людей, для которых море Лаптевых примерно то же самое, что для нас ближайшая остановка...

Поздняя осень в Москве, чудесное время. Когда дождь не льёт, а висит в воздухе, пропитывая всё насквозь. Я стою у дилерского бокса, рассматриваю JAC T9, оценивая внешний вид этого непривычного мне китайца. Новенький пикап, и наконец с дизельным мотором. План-капкан для меня: рвануть в Архангельск, через грейдеры до Белого моря и обратно федералкой, проверить, как «китаец» справится с северным ноябрём по моим любимым дорожкам. Кидаем вещи в кузов, вбиваем точку назначения в навигатор, заливаем полный бак солярки и отправляемся в небольшое путешествие протяжённостью около 3000 км...

На днях сидел в кофейне, в одном из Подмосковных городков, работал и ненароком подслушал разговор двух мужиков за соседним столиком: — Говорят, сварщикам сейчас по двести тысяч платят. Правда? — Да если б правда, я б сам давно уже бросил текущую работу и устроился сварщиком... Я не выдержал, полез в телефон проверять. Вбил «сварщик зарплаты в 2025». И первая же ссылка на вакансию с Авито.Работа. Цифры меня озадачили. «Сварщик — 200 000 ₽». Объявление висит в ленте между курсами по трейдингу и рекламой колбасы...

Пурга на Таймыре не унимается. Вторая неделя ветра в 20 метров, видимость — сплошной белый шум. Термометр застыл на -4, но кажется, мороз пробирает до костей. "Актировка", говорят местные, — когда погода запирает всех на базе. Техника не глохнет ни на минуту, молотит круглосуточно, а мужики осматривают ее пару раз в день. Шутят: "Солдат спит, вахта идет". Я, стою посреди этого хаоса и думаю — зачем они здесь? Встретил Серегу у грузовика. Парень из Поволжья, вся жизнь за баранкой. Поработал на Ямале, Сахалине, Коми, Якутии, теперь Таймыр...

Продолжаю делиться интересными историями из поездок по Арктике. В прошлом году мы двигались по арктическим широтам на вездеходах вдоль границ России — от Мурманска до Камчатки в экспедиции «Россия 360». Панорама на станцию "Бухта Марии Прончищевой" На нашем пути попадалось множество давно покинутых и заброшенных полярных станций, которые функционировали с первой половины прошлого века и до распада Советского Союза. Там трудились сотни полярников, а на некоторых станциях жили даже целыми семьями. Но это всё осталось в далёком прошлом, призрачном и почти позабытом...

Я стою в очереди терминала С аэропорта Шереметьево. И это не регистрация, не паспортный контроль, не предполётный досмотр. Очередь растянулась на десять человек, и люди видно не простые: костюмы, дорогие сумки, пары с детьми, но все стоят спокойно, без толкотни. Топчусь уже двадцать минут, поглядываю на часы. Движемся со скоростью процессии. Ситуация абсурдна, ибо настоящая очередь в место, созданное для того, чтобы очередей избегать. Самое смешное, что очередь образовалась у двери со скромной табличкой «Бизнес - зал Сбер»...

Самолёт медленно делает разворот над Индийским океаном и плавно заходит на посадку в «Сукарно-Хатта» - международном аэропорте Джакарты. С высоты несколько километров в иллюминаторе видишь густую дымку и бесконечные бетонные джунгли самого густонаселенного острова мира. И понимаешь куда ты попал, и это точно не восточная сказка. В Джакарте очень легко захотеть сбежать уже в первый день. Выходишь из аэропорта и будто упираешься лбом в стену из влажного воздуха, выхлопов и сотен клаксонов, каждый из которых уверен, что именно его должны услышать первым...

Был как-то по делам в Алматы. Знакомый казах позвал в гости. Приехали, а у него полно народа. Оказывается, дядя из Атырау нагрянул, дальний, но свой. Все обнимаются, мясо варят, чай заваривают. Я в ступоре: у нас такое только если кризис или праздник. Но здесь обычное дело. В гостиной, в кресле, восседал глава рода, аксакал, дедушка моего знакомого. Я пожал его сухую, шершавую ладонь. Узкие, внимательные глаза просверлили меня насквозь. «А твои предки из какого рода? С какого села?» Мозг заскрипел, выуживая обрывки...

Усадьба Аигиных выглядит как человек, который давно собрался в гости, но так и не вышел из дома. Фасад вычищен до музейного блеска, окна ровно выстроены вдоль симметричной оси, в парке аккуратно подстрижены деревья. Подъезжаешь из Москвы по Ярославскому шоссе, сворачиваешь к Талицам, навигатор бодро сообщает о прибытии, и упираешься в закрытые ворота. За ними главная успех‑история подмосковной программы по спасению усадеб. И одновременно её главный немой упрёк. Двенадцать лет назад здесь обещали совсем другое будущее...

Степан показывает на чум, подмигивает и говорит, что у него «две квартиры в тундре». В руках держит дорогой смартфон, за спиной торчит спутниковая тарелка, у входа в чум присыпан снегом снегоход, который в городе легко мог бы претендовать на роль семейного авто. Вокруг только снег, ветер и ни одного адреса. Если смотреть из тёплой многоэтажки, картинка не сходится. Люди живут в домах из жердей и оленьих шкур, зимой моются реже, чем вы включаете посудомойку, а техника у них на сотни тысяч рублей....

Наш теплоход ныряет в узкий проём между скалами, и море за спиной будто отрезают ножницами: ещё секунду назад вокруг был открытый Тихий океан, а теперь мы внутри огромной каменной чаши. На официальных схемах эту вмятину в острове называют бухтой Броутона, но гораздо правильнее звучит другое слово, кратер. Вначале берег пуст.​ Серый склоны старых вулканов, чёрный песок, ярко-зеленый стланик, ленивый туман, который стирает горизонт.​ Глаз успевает устать от одинаковых оттенков и вдруг на этом фоне проступает бетон: брустверы, коробки, остовы плит...