278 подписчиков
О внутреннем надломе, грустном юморе и играх со смертью Довлатова рассказывает психолог Александр Ткаченко:
Мне близки описания Довлатова своих алкогольных мытарств, страшных состояний после многодневного запоя, горечь, с которой он описывал свои пьяные похождения. Дело в том, что я и сам много лет употреблял спиртное регулярно и помногу. Мне повезло больше, чем Довлатову: я смог остановиться на самом краешке этой пропасти. Поэтому хорошо понимаю, о чем он пишет в таких эпизодах, вижу, сколько там человеческой боли, отчаяния и страха потерять себя окончательно.
Будучи психологом, я теперь знаю, что человек никогда не пьет просто потому, что ему нравится пить. Что алкоголизм — всегда лишь симптом, обезболивающая повязка на какой-то кровоточащей ране души.
▶️ Я вижу, что за этим безупречным литературным языком, тонким умом и юмором — трагедия, которую мы как читатели редко воспринимаем как что-то серьезное. Ну алкоголь — подумаешь, а что еще остается независимому мыслящему человеку в идеологической духоте позднего СССР? ◀️
Однако мне видится здесь какой-то внутренний надлом, боль, которую я так и не смог понять до конца. Он ведь не смог бросить пить и в эмиграции, где уже никакой советской идеологии не было. И умер в Нью-Йорке именно после очередного запоя.
Поэтому совсем не хочется мне смеяться над многочисленными пьяными сценками в довлатовской прозе. Это были игры со смертью. Автор чувствовал, что его мир рушится, рассыпается на бесформенные куски и вот-вот похоронит его под своими обломками. А грустный юмор, которым он сдабривал эти описания, выполнял все ту же функцию анестезии: боль, над которой смеешься, пускай и сквозь слезы, становится вроде бы уже и не такой сильной. С ней уже можно жить.
Он не смог справиться со своими душевными ранами. Не смог бросить пить. Но он очень старался не осуждать тех, о ком писал так смешно и так печально.
1 минута
3 сентября 2024