34 подписчика
Доносчику ни кнута, ни пряника не воспоследовало, однако поведанного им было достаточно, чтобы 24 октября секретариат ЦК КПСС освободил Атарова от должности, а 12 ноября секретари правления СП СССР прокомпостировали решение, принятое не ими, но, безусловно, с их подачи. И «вечером, — вспоминает Атаров, — позвонил домой Георгий Марков:
— Надо сохранять спокойствие. Обида ни к чему, ведь мы — коммунисты.
Я последовал его совету»4.
А Евгения Поповкина, нового главного редактора, в столичный журнал выписали аж из Симферополя, где он, лауреат Сталинской премии за эпопею «Семья Рубанюк», мирно руководил Крымской писательской организацией.
Тайна этого кадрового решения вряд ли будет раскрыта, но понятно, что пришлецу надо было особенно стараться. И прежде всего позаботиться о том, чтобы журнал, уже прописанный во втором эшелоне литературной периодики, сделать авторитетным или, по крайней мере, высоко (да пусть хотя бы только приемлемо) тиражным.
Разумеется, собственные эстетические (и мировоззренческие) ориентиры нового руководителя никак не возвышались над общим рельефом, поэтому и печатала «Москва» в течение всего «поповкинского» десятилетия по преимуществу вполне кондовые сочинения вполне кондовых мастеров и, в особенности, подмастерьев соцреалистической прозы. Что на Старой площади нравилось, но сделать на них кассу было решительно невозможно.
На стихах тоже. Как бы ни старалась Евгения Ласкина, заведовавшая поэтическим отделом, проводить в печать стихи Николая Заболоцкого и Варлама Шаламова, Арсения Тарковского и Давида Самойлова (и среди них, например, «Пестель, поэт и Анна» в майской книжке за 1966 год!), Бориса Слуцкого и Евгения Евтушенко, для того чтобы скомпрометировать самые благие порывы, достаточно было одной поэмы Сергея В. Смирнова «Свидетельствую сам» (1967, № 10) с призывом считать «личными врагами // Тех немногих, кто у нас порой // По своей охоте и программе // Хает мой и наш Советский строй <…> И пока смердят сии натуры // И зовут на помощь вражью рать, // Дорогая наша диктатура, // Не спеши слабеть и отмирать!».
Но главный редактор, надо полагать, был вообще не силен в стихах. Ему требовалось то, что привлечет массовое читательское внимание и не (обязательно) вызовет гнев высокого начальства.
Как детективы, и ими «Москва» при Поповкине отнюдь не брезговала.
Как «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери в переводе Норы Галь (1959, № 8), буквально утащенный Поповкиным из рук Валентина Катаева, который редактировал тогда «Юность», и дополненный тремя годами позже еще и «Военным летчиком» в переводе Марины Баранович (1962, № 6).
Как серия публикаций, связанных с уже не запретными, но еще и не разрешенными до конца именами потаенных классиков XX века — от бунинской «Жизни Арсеньева»5 до мемуаров Александра Вертинского, от стихов Владислава Ходасевича (1963, № 1) и Осипа Мандельштама (1964, № 8) до очерков Алексея Костерина о Велимире Хлебникове (1966, № 9) и Марины Цветаевой об Андрее Белом (1967, № 4)…6
И, наконец, как «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.
2 минуты
10 июля 2024