134 подписчика
Часть 2
И, к сожалению, ФСИН заинтересована только в том, чтобы снижать смертность в своих собственных стенах, а не в том, чтобы лечить. Они слишком поздно подают документы в суд, и порой осуждённые умирают ещё до заседания суда. Я много общалась на эту тему с Евой Меркачевой и с Зоей Световой и очень верю, что нынешнее решение — результат их многолетних усилий. Я бы очень хотела, чтобы никакой отдельной
ФСИНовской медицины не существовало, а люди, находящиеся в тюремном заключении, могли бы получать такую же медицинскую помощь, как и мы с вами.
Один из министров здравоохранения, которого я ещё застала и очень хорошо помню, Андрей Иванович Воробьёв, невероятно бился за то, чтобы вернуть тюремную медицину обратно, под «гражданскую» крышу. Но ему это не удалось. И дело тут не в принципе, а в деньгах. Понимаете, когда человек попадает в тюрьму, то он лишается полиса ОМС, а средства из Федерального фонда обязательного медицинского страхования переводятся во ФСИН и дальше расходуются практически без контроля.
Я знаю, что многие говорят:
«Вы с ума сошли! О чём вы говорите? Это что же, если террорист будет умирать от рака, то вы его в хоспис положите?»
Да, положу.
Потому что кто бы ни болел раком или чем угодно другим, его нужно лечить. Если мы понимаем, что жить человеку осталось несколько недель, он стал абсолютно беспомощным, прикован к постели, испытывает боли…, то ему нужен хоспис. Мы не вправе решать, как человеку рождаться и как умирать.
Если осуждённая женщина рожает, она должна получить помощь в родах. Такую же, как любая другая женщина — с обезболиванием, с уважительным отношением. И ребёнок, которого она рожает, должен быть принят в заботливые руки акушерки. А если человек умирает, то медику не должно быть дела до того, что было раньше в жизни пациента. Не нам судить и не нам решать, что будет потом. Это на страшном суде определится. В хосписе у человека есть возможность достойно уйти из жизни, есть возможность и время повиниться и покаяться. А отказ в помощи — это уже другое преступление.
Я помню, как в хосписе умирала женщина, которая очень много лет отсидела за убийство. Помню, как умирала девушка, осуждённая на много лет за распространение наркотиков. Помню мужика, отсидевшего ещё в советское время за то, что он занимался контрабандой оружия. Эти трое попали к нам прямо из тюрем. А что я знаю про всех остальных пациентов?
Мы не знаем, как люди жили до того, как попасть в хоспис. Мы не знаем, что они совершили или не совершили. И это не наше дело. Повар в тюрьме или в ресторане должен готовить нормальную еду и кормить, как вольных, так и осуждённых. Врач должен лечить тех, кто попал к нему на операционный стол даже с поля боя, независимо от того, на чьей стороне воевал
пациент.
Да, могут быть специальные клиники для заключенных, но они всё равно должны подчиняться обычной государственной медицине, а не ФСИНовской. Более того, может быть даже отдельный хоспис для умирающих осуждённых. Я знаю, что такой хоспис есть в Калифорнии. Он находится на территории тюрьмы, и большая часть ухаживающего персонала - тоже осуждённые. Но юридически и финансово - это гражданская клиника, и хоспис проходит те же проверки, и он так же финансируется, как обычное отделение паллиативной помощи для обычных людей. Это гарантирует прозрачность, а значит - качество. Никакое правонарушение не должно приводить к тому, чтобы человек был лишён права на медицинскую помощь и на достойную смерть.
Никто не должен умирать в тюрьме. И да, кто бы ни оказался в наших хосписах в качестве пациента, он обязательно получит помощь наравне со всеми.
2 минуты
21 июня 2024