В нашем селе ни одно гулянье, ни один праздник не обходились без плясок. Плясали многое: и «Цыганочку», и «Дроби» с припевками, и «Русскую», и «Барыню» и даже старинное «Чигиряло». Я не знаю, как «переводится» это слово, но у нас оно означало особый и довольно любопытный танец.
До «Чигиряла» обычно дело доходило в разгар «гулянки», когда в доме уже, как говорится, дым стоял коромыслом. Какой-нибудь заводила вдруг выдёргивал из-за печи клюку, ухват, сковородник – что попадалось по руку – бросал их на пол в перехлёст и начинал явно дурашливо, но и не без ловкости прыгать, попадая ногами в противолежащие и смежные углы в определенной последовательности. Ему тотчас находилась не менее ловкая напарница-соперница, чаще – из молодых женщин. А кто-нибудь в это время начинал им комично «подыгрывать» ножом или пестиком на печной заслонке (не мешала, конечно, и гармошка); гости, встав в круг, хлопали в ладоши и припевали в лад что-нибудь незатейливое, нередко – импровизированное на ходу. Мне, к примеру, запомнилась такая припевка:
Кабы я была младая,
Я бы тоже чигиряла.
Чигиряла, чигиряла,
Дорогого не теряла…
При этом для пущего звона плясавшие, бывало, прятали под одеждой бубенец, побрякушку или просто железную ложку в стакане.
Но были и настоящие плясуны – мастаки в этом деле. Скажем, Колька Кондратьев. С виду невзрачный, худой и сутуловатый парень. Но в танце он преображался, откуда-то брались и стать, и прыть. Кто научил его, не знаю, но плясал он отменно. Впрочем, то, что выделывал он, точнее было бы назвать танцем. Колька выходил на круг под любую мелодию и тотчас передавал её дух языком танца, импровизируя самые неожиданные «па» и коленца. У него было удивительное чувство ритма, хочется сказать, врожденное. Казалось, в нем танцевала каждая жилка. Позднее я слышал, будто Колька, скитаясь по белу свету, попал в хореографическую группу не то Омского, не то Уральского народного хора. Мне кажется это вполне возможным. Хотя у парня не было специального образования, но талант у него был несомненный.
Неплохо плясал также Ефим Новиков. Он закончил минусинское ремесленное училище с речным уклоном. Держал себя завзятым моряком и, как положено настоящему морскому волку, очень эффектно, полоща клёшами, выдавал в клубе «Яблочко».
Но все-таки лучшей, общепризнанной плясуньей была в нашем селе Нина Бородулина. Выходила она лишь под настроение, довольно редко, но, как говорится, метко. Перед выходом долго наставляла гармониста, как играть и что играть. Да и потом, когда уже разгоряченная крутилась волчком и рассыпала дроби, всё покрикивала: «Почаще! Почётче!» И частила каблуками, как трещотка. Она была полноватая, толстоногая, и её необыкновенная легкость в пляске казалась удивительной. В выигрышные моменты в такт музыке она очень выразительно и безжалостно хлопала себя по бедрам, по икрам, по щиколоткам, так что говорили, будто на другой день с трудом вставала и потом долго носила на ногах синяки. Что ж, искусство требует жертв. Зато каждый её выход на круг действительно был в селе событием.
Позднее почти такой же отчаянной плясуньей была её дочь Галина, колхозный счетовод. Правда, она быстро сошла с круга, рано выскочила замуж, родила одного за другим троих ребятишек – стало не до танцев. Однако и обремененная детьми, Галина еще изредка, по большим праздникам, выходила на круг, и тогда люди, едва успевая следить за её быстрыми и ловкими ногами, сокрушенно покачивали головами: «Вот что значит бородулинская родова…»
Как ни грустно, в последнее время гармонист стал исчезать с деревенского горизонта. Гармоника теряет популярность. Становится инструментом низшего разряда. Если и покупают духовое, то скорее дорогой баян или аккордеон. А из струнных – чаще всего гитару. Мода нынче на неё. Жаль вот только, что нет моды на хороших гитаристов. Но не будем брюзжать. Как бы там ни было, музыканты на селе не переводятся. Одно поколение следует за другим. Меняются песни, меняются инструменты, но музыканты остаются.
3 минуты
25 мая 2024