Найти тему
25,7 тыс подписчиков

Плотно подсел на дневник Пришвина, который он вел (страшно сказать) с 1905 по 1954 гг. И могу повторить за многими уважаемыми филологами: это одно из гениальных произведений 20 века. Уникальное, как и время, которое он охватывает (Революции, две Мировые, советский эксперимент в сталинском обличье). И, конечно, это самое главное произведение самого Пришвина. Не зря он так прятал чемоданы с рукописями (даже зарывал их в лесу). При этом, восхищаясь, я во многих местах несогласен с Михал Михалычем, иной раз я его даже люто ненавижу. И все равно люблю и читаю. Наверное, есть тут частичка от садо-мазо.


Не, серьезно, судите сами. Вот вам в качестве примера полная пришвинская дневниковая запись от 13 июня 1941 года (неделя до вторжения нацистов). И так почти каждый абзац на протяжении 50 лет. В общем, если хочешь прокачать мозг, тебе сюда:

«Написал либретто "Охота как школа разведки".

Ляля треплется, как куст на ветру. Смотрел в ее утомленное лицо и думал о себе, что пусть в литературе слыву я за мудреца — там это возможно: ведь и вся литература «слывет». Но как человек я еще только на полдороге, какой я еще человек, если терпеть не могу больных и не страдал за болезнь любимого человека и не видал в лицо его смерть. И даже только думая об этом, содрогаюсь от страха, и жизнь после того мне кажется истощенной и ненужной.

Если раздавит на улице всякого человека, то это создает зрелище ужасное. и привлекательное: все бегут, всех влечет поглядеть. И он тоже бежал со всеми, как все, но когда увидел и узнал в убитом человеке свою любимую женщину и толпа это увидела и поняла, то все стали смотреть на него больше, чем на убитую, и он сразу из жадного зрителя стал жертвою жадного созерцания, как будто его страдание было и больше и интереснее картины раздавленного человека. А в общем если вспомнишь, подумаешь, расспросишь тех, кто помоложе и участвовал в революции душой и телом, то, право, не дурно было, когда все могли жить как хочется.

Тяжко было потом подчиняться тому Надо, которое пришло вслед за Хочется. Но мало-помалу пришло сознание: делать-то ведь нечего, нельзя вечно жить как хочется. Тут-то вот и началось послушание, т. е. добровольное сознательное подчинение необходимости.

Теперь весь вопрос о возможности возрождения и выявления внутреннего патриотизма состоит во времени: когда наступит достаточный срок послушания, тогда сталинская эпоха будет понята как необходимая для нашего народа школа послушания. Если же время послушания будет сорвано, то нас неминуемо немцы подчинят, и мы будем у них в послушании, пока не преодолеем их плен изнутри.

Но кто же может знать о сроке послушания, никто этого не может, и всякий, начинающий говорить о конце послушания, не изжив до конца свою личную заинтересованность, является не пророком, а претендентом на трон. Вот почему я просто жду срока, жду, когда меня позовут.

Кто-то явственно шепнул сзади меня: — Миша! — Я оглянулся, сзади меня никого не было. Страшно мне стало, и я думал, что там им, наверно, нельзя почему-то, по каким-то особым, нам непонятным законам нельзя с нами общаться, но случается, как при всяком законе исключение, кто-то вырвался, изловчился и, увидев меня, шепнул свое: «Миша!»

*на фото Пришвин и его Ляля (думаю понятно, почему он ее так называл)
Плотно подсел на дневник Пришвина, который он вел (страшно сказать) с 1905 по 1954 гг. И могу повторить за многими уважаемыми филологами: это одно из гениальных произведений 20 века.
2 минуты